Объединенная Антарктическая китобойная флотилия возвращалась в Одессу после восьмимесячного рейса. На подходах к порту ударили гарпунные пушки на китобойных судах, взвились ракеты, поднялся с посадочной площадки флагмана "Советская Украина" красный вертолет.

И орудийный грохот салюта, и фейерверки, и торжественные круги вертолета над флотилией продолжались, пока она не втянулась на внутренний рейд.

С причала, заполненного массой людей, доносились звуки марша. Так встречают китобоев. Китобои заслужили эту встречу богатырским трудом, подвигами.

Вместе с группой товарищей я поднялся на борт флагмана за четыре часа до его швартовки и теперь смотрел на ликующий причал. Кто-то рядом сказал:

- А как же будут выносить гроб?

Антарктическая флотилия охотилась за кашалотами в тропиках. Ночью китобойцы лежали в дрейфе, а с рассветом все приходило в движение. На верхушки мачт взбирались по вантам марсовые матросы. На большой высоте, раскачиваемые в своих "бочках", они высматривали добычу. Одновременно на ходовых мостиках появлялись капитаны, штурманы, гарпунеры и добровольные наблюдатели - члены экипажа, свободные от вахт. Вся территория вокруг разбивалась на секторы, и каждый ощупывал биноклем свою зону.

Шла флотилия, на сотни миль прочесывая океан. То и дело слышалось:

- Справа по борту вижу фонтан!

- Слева на траверзе - фонтан!

Били пушки, вынося на бесконечном капроновом лине гарпуны с длинными и острыми гранатами. Врезались гарпуны в китовые туши, рвались внутри гранаты. А потом люди подтаскивали к борту мертвое тело кита. В него вонзали полые пики со шлангами, и мощные компрессоры нагнетали воздух. Туши раздувались и, точно исполинские понтоны, оставались на плаву. В них втыкали флаг с номером китобойца, которому туша принадлежит, и ставили радиобуй, подающий сигналы. По этим сигналам их найдет потом китобоец или подберет база. Здесь, на базе, особенно жарко. И в прямом и в переносном смысле. Антарктической флотилии, приспособленной к работе в холодной зоне, тяжко в тропиках. Лучше всех знал об этом генеральный капитан-директор флотилии, старый и опытный китобой А. Соляник. Но - странное дело - ни одной заявки на подготовку к работе в новых условиях он не дал заводам, где четыре месяца стояли в ремонте суда. И ни разу за это время там не побывал. Флотилию, .подготовленную к работе в краях льдов и айсбергов, А. Соляник повел в тропики.

Долго стоять под тропическим солнцем нельзя. Особенно людям, привыкшим к Антарктике. Но надо стоять долго: 'длинный рабочий день.

Туша, освобожденная от жира на кормовой палубе, поступает на разделочную. Вдоль бортов едва выступают над палубой горловины котлов, скрытых внизу, в жирзаводе.

На разделочной палубе снимают и режут китовое мясо, отделяют печень, амбру, если она попадается, пилят голову, хребет, ребра, хрящи. Все идет в котлы. И все пойдет своими путями: мясо - в морозилку, жир - в танки, мука - в мешки.

Тонны китовых внутренностей, кишечника, слизи разлагаются под тропическим солнцем. Раскаленный воздух насыщен ядовитыми парами. То мокнет, то коробится одежда, исполосованная белыми следами соленого пота. Все это видит Соляник.

Моряки жирзавода завидуют палубе. Там, наверху, на палубе, легко. Там температура пока не поднималась выше сорока пяти градусов. А внизу, в жирзаводе - до шестидесяти пяти. На палубе легче. Там газы не застаиваются. И уж если совсем невмоготу человеку, может к борту подбежать, глотнуть свежего воздуха. А тут бежать некуда. И отравленному воздуху деваться некуда. Соляник не побеспокоился поставить специальные установки.

Машинист-жировар Иван Иванович Бахров, человек огромного роста, богатырского здоровья и атлетического телосложения, не обращал внимания на неудобства. Как и подобает коммунисту, работал на совесть. Надо, так надо. Он только все больше злился на свое могучее тело, на мускулистые, точно в узлах, руки, которые становятся непослушными и слабыми. А главное - голова. Туманить ее стало, и ведет его из стороны в сторону, точно пьяного.

Иван крепился. Не белоручка он, вынесет. На десятый день пребывания в тропиках заступил в ночную вахту. Пошел к своим котлам. У него три котла, его рабочая площадка больше пятидесяти метров. Едва спустился, как раздался резкий звонок, загорелась красная лампочка. Это сигнал с палубы: первый котел загружен, начинайте варку.

Несколько оборотов вентиля, и пар, перегретый до ста пятидесяти градусов, со свистом ринулся в котел. Завертелся внутри сетчатый барабан, перемешивая сырье. Иван бросился к третьему котлу, где варка уже завершалась. Всем телом навалился на тяжелый рычаг пробки перепускной трубы, по которой густая масса должна идти в жироотделитель. Пятидесятикилограммовая пробка поддавалась туго, масса не шла. Что-то там засорилось. Несколько раз тяжело переводил рычаг из одного положения в другое, пока все не наладилось. Он торопился, потому что у второго котла надрывался телефон, тревожно мигала лампочка: котел полон, быстрее начинайте варку. А у первого котла давление поднялось до предела, надо немедленно перекрыть пар. На ходу увидел в глазок жироотделителя, что пошла грязь, и надо быстрее спустить ее, иначе вслед за жиром потечет в отстойник.

Иван метался между накаленными котлами, жироотделителями, отстойниками, открывая и закрывая вентили, краны, пробки. Откуда-то капали жир, горячая вода, свистел фланец. Горячий зловонный воздух обжигал горло. Било в висках. Пустить бы сюда мощную струю охлажденного воздуха, но вентилятор едва шевелится, на Антарктику рассчитан.

Выбрав свободную минуту, Иван пошел напиться. На весь жирзавод, где в смену работает больше семидесяти человек, одна колонка с водой. Тоже в расчете на Антарктику. Там не очень пьется, а здесь до ведра воды в день на каждого.

На соседней позиции услышал шум. Оказывается, потерял сознание и упал жировар Виталий Быстрюков. Тепловой удар.

Не выдержал двадцатисемилетний Виталий Быстрюков, бывший водолаз, спортсмен-разрядник. По крутому трапу вытащили наверх, привели человека в чувство. Каких-то особых, исключительных изменений в его организме не произошло. Лишь давление было пятьдесят пять на сто, пульс - сто сорок ударов, вдвое больше нормы. Но у всех такое состояние появлялось к концу рабочего дня, а у Виталия - в первый час дежурства.

Солянику доложили о происшествии.

- Всякое бывает, - сказал он рассеянно.

С этого дня началось. Потерял на вахте сознание Онишко, через день Скоморохов, потом Покотилов, Фатыхов, Панченко...

Иван держался. Только бы миновали ночные вахты.

Едва дотянул до прихода утренней смены и пошел в каюту спать. Он понимал, что надо обязательно поесть, желудок пустой, а есть не мог. Хотелось пить. Хорошо бы кружку воды, разбавленную сухим вином. Врачи определили, что такая смесь хорошо утоляет жажду. Поэтому в колдоговоре пункт есть: в обязательном порядке выдавать в тропиках вино. И все моряки Советского Союза получают его. Соляник запретил выдавать вино, должно быть, мало захватили. А возможно потому, что вино лучше расходовать как стимул для выполнения плана. По всей флотилии Соляник объявил: за пять убитых кашалотов" - две бутылки вина пожалует, за десять - пять бутылок... Слово свое Соляник держит. На всех судах прислушиваются, когда он отдает приказ: "Такому-то три бутылки отпустить, такому-то восемь бутылок...".

Не досталось вина Ивану. Потащился он в каюту. Жара. Вентилятора нет. Резкий запах китовой продукции. Здесь и лег спать. Долго метался в постели, резало глаза, слипались веки, а уснуть не смог. Нет мочи спать в такой атмосфере. Поднялся, стащил с койки матрац и побрел на палубу.

Тропическое солнце набирало высоту. Разделочная палуба гудела. Мокрые, в китовой слизи люди резали, пилили растаскивали крючьями распотрошенные части туши, загружая котлы. Близ надстроек, взад-вперед, качаясь, брели люди с матрацами. Это ночная смена.

А. Соляник каждый день видит этих людей с матрацами. Ему докладывают, что в каютах невыносимо и надо уходить из тропиков. И он демагогически отвечает: "Вы ставите личные интересы выше государственных".

Иван искал место в тени. И те, кто работал, и те, что с матрацами, то и дело злобно поглядывали в одно и тоже место. Иван знает, куда они смотрят. Он не хочет туда смотреть, но поднимает мутные глаза: верхний аварийный капитанский мостик. Святая святых любого судна, любого корабля. Здесь установлены все необходимые приборы, и если захлестнет стихия ходовой мостик, управление ведется с аварийного. Это самая высокая площадка. Отсюда далеко видны океанские просторы, палубы, надстройки, корма, бак, И со всех точек судна хорошо виден верхний мостик.

Иван поднял глаза на этот мостик, сплюнул и побрел дальше. Резвились, гоняясь друг за другом, и прыгали в купальный бассейн, сооруженный на аварийном мостике, Светлана и Соляник. Бассейн - сюрприз Светлане - сделан по приказу Соляника и под его руководством ремонтными бригадами в пути. Я видел этот бассейн, выложенный белой метлахской плиткой, с наружным и внутренним трапами, с красиво изогнутыми перилами. Жалкими и ненужными кажутся возле него гидрокомпас и другие приборы управления судном. Надругался А. Соляник над верхним капитанским мостиком, над китобоями. Так они считают.

Было бы неправильно считать, будто Светлана тунеядец или просто жена, находящаяся на иждивении мужа. Нет, она работает. Правда, долгие годы должности, которую она занимает, не было и создал ее Соляник, когда взял в рейс жену. Люди считают, будто ее работу вполне мог бы выполнять обмерщик китов, затрачивая на это минуты. Но Солянику виднее. Чтобы каждый понял, какую ответственную работу выполняет Светлана, он положил ей зарплату по шестой категории. Как старшим мастерам жирзавода и разделки - главной руководящей силе всего производства. Должно быть, Светлана того стоит. Недаром газеты капиталистических стран, в чьих портах бывает флотилия, печатают ее портреты на первых полосах.

Чтобы не обидеть своего сына Геннадия, Соляник и его жене положил приличный оклад. Она тоже Светлана, и ее нельзя обижать, потому что она киноактриса. Уже в трех фильмах участвовала, Вернее, она - марсовый матрос. Она очень смеялась, когда ее назначили марсовым матросом и выдали настоящее удостоверение. Это так экзотично - сидеть в "бочке" на самой верхушечке мачты и высматривать китов. Жаль, все понимают, что не полезет она туда. И жаль, что они с Геннадием плавают не на флагмане, а на обычном китобойце, который назвали поисково-научным судном. Хотя Геннадий поставлен здесь начальником, ему даже капитан подчиняется, но все равно удобства не те. И эти матросы придираются к Геннадию больше, чем к его отцу.

На собрании подняли вопрос, будто она ничего не делает, а зарплату получает. Правда, Геннадий дал должный отпор. Он сказал: "Во-первых, моя жена только числится марсовым матросом, фактически она лаборантка. Оценивать ее работу как лаборантки вы не компетентны. Это могу сделать только я, как научный руководитель. А я - довожу до вашего сведения - оцениваю ее работу положительно". Но все равно неприятно.

Падали люди в жирзаводе. Председатель базового комитета профсоюза В. Глот, опытный моряк, решил на себе проверить условия работы в жирзаводе. Отработал один день, а на второй потерял сознание. Придя в себя, пошел к Солянику: "Надо немедленно уходить из тропиков".

А. Соляник объявил всеобщий опрос: "Кто за то, чтобы оставить тропики, где много кашалотов и будут большие заработки. и идти в Антарктику, где еще неизвестно есть ли киты?".

Почти все китобойные суда, оторванные от жизни и работы жирзавода, проголосовали за то, чтобы остаться. Жирзавод вместе с линией муки - за уход. Как дальновидный руководитель Соляник это предвидел.

- Ничего не могу поделать, - развел он руками. - Подчиняюсь большинству, остаемся.

С первым попутным транспортом отправили, выдав больничные листы, первую партию вышедших из строя. Вошел в эту группу и Иван Бахров.

- Инвалид второй группы, - грустно улыбнулся Бахров, заканчивая рассказ о своем последнем рейсе. - Вы не смотрите, что на вид я такой мускулистый. Это от прошлого. Законом мне работать запрещено, даже стельки в артели вырезать. Сердце не выдержало, на последней ниточке оно...

В связи с отправкой людей Соляник выступил на собрании. Он сказал:

- Уехали нытики, хлюпики, разгильдяи. Подлинные моряки не бегают по врачам, не уезжают, не боятся трудностей.

Спустя несколько дней матрос Дмитрий Чегорский полез прочищать ножи в жирзаводе. Температура наверху - градусов семьдесят. Через пять минут спустился. Хотя воздух обжигал горло, но вдохнуть все-таки можно было, а выдох не получался.

Чегорский - один из лучших людей базы. И один из сильнейших. Овсянникову надо бы лезть наверх, его это участок, но Чегорский не пустил: "Куда тебе, ты пожилой. Постой внизу, включай и выключай, когда скажу". И снова полез. Через несколько минут упал. Бросились к нему люди, а Овсянников кричит:

- Аккуратней, аккуратней!

И в самом деле, надо было аккуратно спускать человека, потому что трап вниз - костыльный. Но все это было ни к чему. Чегорский не потерял сознание, а умер. Правда, комиссия, созданная Соляником, написала, будто температура наверху была всего 56 а не 70, но китобои этому не верят. Они показали мне площадку, где погиб Чегорский. Она метра на три выше рабочего места жироваров. А у них в ту прохладную ночь было 52 жары.

После смерти Чегорского А. Соляник объявил: "Жирзавод настаивает на уходе из тропиков. Сегодня берем курс на Антарктику".

Обещание он выполнил. А через сутки на тех же тропических широтах наткнулись на нескольких китов. Ничего не объясняя людям, генеральный капитан-директор приказал остаться в тропиках.

Тридцать девять человек, здоровых и сильных, выведенных из строя, с бюллетенями на руках, отправили из рейса домой на попутных судах.

Людей не хватало. Запросили новых. На рефрижераторе. прибывшем за китовой продукцией, приехали семь человек. Среди них - старый китобой И. Авраменко, которого не взяли в рейс в связи с ярко выраженными признаками гипертонической болезни. Здесь, в океане, врач снова осмотрел его и установил, что давление двести десять на сто.

- Немедленно домой! - сказал он. - На этом же рефрижераторе.

Соответствующее заключение дал инспектору по кадрам. А тот доложил Солянику. Генеральный капитан-директор вызвал врача:

- Почему отправляете людей при такой нехватке рабочих рук?

- Гипертоник, сильное солнце абсолютно противопоказано. Может всякое случиться.

- Ничего, поставим на легкую работу - печень резать. Резать печень надо на палубе, под тропическим солнцем. За несколько дней до прихода в Одессу Соляник отдал приказ по радио капитану одного из китобойцев: "Подойти к моему правому борту, принять ценный пакет, к ночи доставить в Одессу и вернуться в строй флотилии".

Китобоец подошел. С флагмана на его борт опустили гроб. Гроб с телом Авраменко.

Я не могу больше об этом писать. Пора ответить, наконец, на вопрос: как это могло случиться?

Китовый промысел начал зарождаться у нас вскоре после войны. Новому делу государство уделяло особое внимание. Удовлетворялись все нужды китоиоев. Возглавлявший флотилию "Слава" А.Соляник. прислушиваясь к голосу людей и опираясь на их силу, способствовал быстрому развитию новой отрасли хозяйства. Пятнадцать лет назад он получил заслуженную награду - звание Героя Социалистического Труда.

Бесчисленные очерки о китобоях в газетах и журналах начинались с Соляника. Появились брошюры, книги, фильмы - всюду почетное место отводилось Солянику. И появились честолюбие, заносчивость. зазнайство. Стоило человеку высказать критическое замечание. как его немедленно списывали из флотилии. Уволить, опорочить, забить всякого, кто посмеет сказать слово против Соляника или написать на него жалобу! Этот "метод"- - грубейший и открытый зажим критики - стал главным в его работе. И работать с ним становилось все труднее. Он убивал в людях чувство справедливости, чести, собственного достоинства. (Сотнями увольнял китобоев, а желающих попасть на флотилию становилось все больше. Да как же это так?

Моря, океаны, неведомые страны, "сороковые ревущие", Антарктика, увлекательнейшая охота за китами - кого из молодых и сильных не захлестнет эта романтика!

А почет! Когда приходила из рейса флотилия, поднималась вся Одесса. Приморский бульвар, его необъятные склоны, все улицы и площади, прилегающие к порту, были усеяны людьми. Так встречают героев. Это тоже увеличивало популярность китобоев. Государство установило им высокие заработки, что также играло немалую роль

Соляник использовал эти факторы, чтобы немедленно изгонять ему неугодных и окружать себя подхалимами вроде мастера П. Котова, который обычно начинает и кончает свои речи словами: "Под руководством товарища Алексея Николаевича Соляника..." Соляник молча слушает подобные речи. но грубо. оскорбительно обрывает всякого, кто посмеет сказать против него слово. Каждого выступавшего с критическим замечанием в его адрес он вызывал к себе, как говорят китобои - "на ковер", и, листая личное дело вызванного, учинял разнос, предупреждая, что выгонит. Он не только предупреждал. Из последнего рейса дал радиограмму в отдел кадров об увольнении ста одиннадцати человек. Ни один из них не знает, за что уволен. В ответ на замечание председателя цехового комитета профсоюза Е. Волошина о том. что люди жалуются на его неправильные действия. Соляник в присутствии нескольких человек ответил: oo"А этих жалобщиков, как кочаны капусты, рубал на кусочки и рубать буду".

Свои действия "генеральный" обставляет так. что к нему трудно придраться. Он заявляет, будто ничего не решает сам. Будто решает промысловый совет или весь коллектив.

Как "решает" коллектив, мы видели на примере опроса - уходить из тропиков или оставаться. А вот как "решает" промысловый совет:

- Капитан Красноженов. - говорит Соляник по селектору, - думаю, нам целесообразно пойти в такой-то район. Ваше мнение?

- Учитывая такие-то факторы. - отвечает капитан, - может быть, повременить с отходом?..

- Ни черта вы не понимаете!- заключает Соляник и вызывает следующего.

Что-то рациональное есть в предложении Краспоженова. - начинает второй капитан. Но Соляннк обрывает: Своим умом надо жить! Следующий. А следующий уже не хочет получать оскорблений. И все остальные не хотят. Они отвечают: - Ясно, идем в такой-то район.

Пятьдесят три человека! Это капитаны, штурманы, жировары, матросы - люди флотилии, которые рассказали мне о ее жизни.

Сотни страниц! Это письма в редакции, протоколы собраний, приказы, акты. постановления, жалобы, справки, характеризующие жизнь флотилии, с которыми; я познакомился.

Жирзавод, мучная линия, каюты, трюмы, морозильня, камбуз. санчасть, машинное отделение, палубы - всю территорию, где работают и живут китобои, я осмотрел и изучил.

Я видел китобоев - жизнерадостных и сильных, поэтов и романтиков с глубокой верой в идеалы Родины, каждодневно совершающих подвиги во имя ее славы. От имени двух тысяч моряков Флотилии они просили передать: "На китобоев Родина может положиться. Все вынесут китобои для ее счастья".

Но китобои - гордые люди. Матрос Станислав Черных на профсоюзном собрании заявил: "Мы устали не от физического напряжения. Мы устали от гнета Соляника и не желаем больше нести этот гнет".

Соляник вызвал Черных "на ковер" и сказал, что в следующий рейс "уставшие" не пойдут.

Забыл А. Соляник. на какой земле он вырос, кому должен служить, кто поднимал его по лестнице славы. Забыл о советских людях.

Полтора месяца я был в среде китобоев. Я поддерживаю четыре тягчайших обвинения, которые они предъявляют А. Солянику.

Первое. Полнейшее пренебрежение людьми, их достоинством, интересами, здоровьем, жизнью. Убедительный пример тому - заранее спланированный и абсолютно неподготовленный выход в тропики, принесший жертвы.

Второе. Безмерное честолюбие, бахвальство, показуха, несмотря на срыв плана по важному его разделу, бесхозяйственность, крупные убытки, выпуск недоброкачественной продукции, залежи запасных частей на десятилетия и др.

Третье. Грубый зажим критики, расправа за критику как метод сохранить втайне собственные провалы и собственный произвол.

Четвертое. Злоупотребление служебным положением, в частности недопустимая семейственность и незаконное расходование средств.

Охраняя свое честолюбие, Соляник пытается внушить всем, будто управы на него нет и жаловаться бесполезно. Для этого он пользуется столь фантастической ложью, что люди теряются. Как сказал один из китобоев, "к начальству Соляник дверь ногой открывает". Это рекламирует сам Соляник.

В первом же разговоре со мной, как бы между прочим, походя, он дал понять, что "в обиду" его не дадут.

Все мне наврал Соляник. Его действительно поддерживали, ему помогали, шли во всем навстречу, когда он честно трудился. А теперь?

- И разъяснял ему, и предупреждал его, и отменял неразумные решения - ничего не помогает.

Так сказал мне председатель Государственного комитета по рыбному хозяйству СССР министр СССР А. Ишков.

-Наши точки зрения на Соляника абсолютно одинаковы, у нас такие же факты, - сказал секретарь Одесского обкома партии тов. Солдатов, когда я сообщил ему, к каким пришел выводам. Что ж, настало время назвать вещи своими именами".

И хотя Соляник вскоре после этой публикации был уволен, а дело дошло до политбюро ЦК КПСС, о том, что происходило после этой публикации, благодаря советской "свободе слова", Аркадий Сахнин смог рассказать на страницах "Комсомольской правды" только 23 года спустя - 23 сентября 1988 г.

Вот несколько цитат из этой публикации ("Но это было только начало", Комсомольская правда № 268), которые помогают понять, какую реакцию вызвала публикация Сахнина.

Аркадий Сахнин писал: "Поскольку речь шла о том, что статья нанесла политический вред Родине, ею занимался и Отдел пропаганды ЦК КПСС (в то время он назывался Отделом пропаганды и агитации). Там концентрировались докладные записки по этому поводу ЦК Компартии Украины. Одесского обкома партии. Госкомитета по рыбному хозяйству, ЦК профсоюза и другие документы. Редакция об этом догадывалась, ибо, по мере того как они поступали и изучались, отдел требовал от нее объяснений по тем или иным опровержениям".

Учитывая большой резонанс статьи, отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС не мог уклониться от определенного подведения итогов.

Сахнин пишет: "На Отдел пропаганды и агитации ЦК легла огромная и очень непростая ноша. Позиции некоторых высших руководителей ЦК партии ему, конечно же, были известны, и позиции эти полностью совпадали с позицией Шелеста... (секретаря ЦК Компартии Украины - Э.Ч.)".

В Записке Отдела пропаганды и агитации, которую подписали зам. зав. отделом, ныне член Политбюро, секретарь ЦК КПСС А.Яковлев (1988 г. - Э.Ч.) и зав. сектором Т. Куприков (ныне, к сожалению, покойный), было сказано:

"Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС считает, что редакция газеты "Комсомольская правда" выступила против зарвавшегося, потерявшего чувство партийной ответственности руководителя, который своими действиями нанес огромный ущерб делу воспитания флотилии. Критика серьезных недостатков вызвала большой общественный резонанс. Она послужила поучительным уроком для тех, кто теряет чувство ответственности за порученное дело. становится на путь злоупотребления властью. Следует подчеркнуть, что выступление газеты явилось результатом и того, что местные партийные и хозяйственные органы, а также Комитет по рыбному хозяйству при СМ СССР, на протяжении длительного времени не предпринимали мер к тому, чтобы поправить Соляника и оздоровить обстановку на флотилии...".

Дело Соляника - "Комсомольской правды" рассматривал президиум ЦК КПСС во главе с Брежневым. В ходе сложных обсуждений Соляника все же решили уволить.

Сахнин пишет далее: "Комсомольской правде" запретили дать сообщение о том, что Соляник освобожден от занимаемой должности. Это поручили газете "Известия". И не просто сообщить сам факт, а дать развернутый очерк о хаосе, который творится на флотилии перед выходом ее в рейс, о возмущении китобоев, недовольных беспомощностью нового капитана Бориса Макаровича Моргуна. По сути дела, это было задание скомпрометировать того, кого вынуждены были поставить вместо Соляника. Заметим, что Б. Моргун вскоре погиб при загадочных обстоятельствах: опытный моряк неожиданно упал в открытый трюм собственного судна. Написать материал поручили опытному специальному корреспонденту газеты Савве Морозову. На прощание сказали: "Учтите, это не просто задание редакции, это указание ЦК партии".

Он уехал в Одессу, изучил положение дел и, вернувшись, доложил: "За долгие годы работы в печати я впервые не справился с заданием. Я не могу написать очерк, который вы от меня ждете". В Одессу послали другого корреспондента, но было поздно: флотилия уже снималась с якорей. Так и не появилось в "Известиях" "По следам выступления "Комсомолки".

Однако и для "Комсомольской правды" дело завершилось потерями.

"После публикации статьи и всей этой истории Ю. Воронова (главного редактора. - Э.Ч.) из "Комсомолки" убрали. Назначили ответственным секретарем "Правды". Пост солидный, вроде и понижением нельзя считать, но то было лишь первым шагом.

Когда страсти улеглись, "Правде" предложили послать Воронова корреспондентом в ГДР, где и продержали четырнадцать лет. За эти годи его, опытного редактора, талантливого поэта, члена Союза писателей СССР отделы ЦК, СП СССР не раз представляли на различные должности в севере литературной и не на такие уж большие посты, например, в качестве редактора "Литературной России" или зам. редактора "толстого" журнала, но каждый раз путь преграждал Подгорный. Когда не стало Подгорного, на пути Воронова встал Суслов. И только после того, как не стало и Суслова, Воронова избрали одним из секретарей Союза писателей СССР. Сейчас он заведует Отделом культуры ЦК КПСС.

Думаю, что припомнили это выступление газеты и всем, кто участвовал в проверке опубликованных фактов и занял тогда честную, принципиальную позицию.

Как в дальнейшей сложились судьбы людей, горой стоявших за Соляника?

Синицу (секретарь Одесского горкома КПСС. - Э.Ч.) освободили от работы. Но недолго он ходил без дела: назначили начальником Украинского речного пароходства. Ишкова в связи с нашумевшим делом "Океана" тихонько отпустили на пенсию, как только он внес 27 тысяч рублей за "подарок" от мафии.

Его заместителя Рытова, самого активного и изобретательного защитника Соляника, по тому же делу "Океана" приговорили к расстрелу. Начальник главка китобойной флотилии Денисенко по другому уголовному делу был осужден на восемь лет. Генерал-лейтенанта Гайдамаку исключили из партии.

Сложные чувства владели нами, когда мы уходили из здания ЦК. С одной стороны, вроде победа. Миновала реальная угроза, что выступление газеты признают клеветническим, и пусть не исключен из партии, но снят с работы Соляник. Но не покидало состояние растерянности. Высокого ранга руководители - первый секретарь обкома партии, министр - докладывают Центральному Комитету явную ложь, понимая, что те, кто их слушает, понимает, знают это. Как же так?".

Дело Соляника было, по сути, одним из первых получивших широкую огласку дел о коррупции. И хотя само слово коррупция тогда не употреблялось, все связанное с этим делом, без сомнений, было самой настоящей коррупцией.