МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ…Выйдя из кают-компании, я был озадачен: Алексей Федорович Зеленский три дня не появляется в кают-компании, а работой не отягощал себя уже 5 дней, это выходило за всякие рамки приличия и трудовой дисциплины. Я знал, что мастер Рабус дружен с ним и наверняка знает, где можно найти его коллегу…
Стучу в каюту Рабуса, - Анатолий Иванович сидит с бумагами и сосредоточенно что-то высчитывает. Увидев меня, он оживился:
- Входите, Роман Алексеевич, я вот тут рассчитываю поступление рыбы-сырца в этом месяце по сравнению с предыдущим, а у вас какой-то вопрос ко мне?
- Да, Анатолий Иванович, меня волнует, где сейчас зав. производством и вышел ли он из "виража"? Больше закрывать глаза на его пьянку нельзя, надо принимать жесткие меры!
- По-моему, Алексей Федорович самостоятельно не выйдет из своего состояния, - нехотя ответил производственник. Он продолжил:
- Необходимо прибегнуть к помощи врачей. А временно его замещает старший мастер Добров Алексей Алексеевич, он ветеран флота и специфика этой работы ему до боли знакома!
- В таком случае, пускай вселяется в каюту зав. производством, а когда там появится Зеленский, пусть тот зайдет ко мне! - предлагаю Рабусу.
Вернувшись к себе, звоню на мостик и прошу два-три раза объявить по судну, чтобы Зеленский зашел к первому помощнику капитана, что тут же исполнил вахтенный помощник. Результата никакого!
Через некоторое время в каюте раздался звонок, звонил мастер Рабус:
- Роман Алексеевич, Зеленский в невменяемом состоянии спит в каюте обработчиков "Б-112". Будить его? Все эти дни он клянчил по каютам у подчиненных спиртное и даже ходил в лазарет, просил спиртовую настойку!
- Ну, зачем же его будить, пусть проспится, потом поговорим с ним, - ответил я, не подумав, и это было роковой ошибкой с далеко идущими последствиями…
Прежде всего, меня возмущало отношение руководителя производством к людям. Ладно, если Зеленский не думает о своем здоровье, - это полбеды, а вот как можно идти к подчиненным и просить одеколон, лосьон и другие спиртосодержащие жидкости, когда повсюду разворачивается борьба с пьянством? У нас на "пьяной" комиссии проходила масса дел рядовых членов экипажа, но почти все они грешили при заходе в порт, а тут в разгар путины, да еще руководитель такого ранга! Я прекрасно знал, что на судне, в некоторых службах ставят брагу, используя соки, получаемые у зав. продовольствием. Имелись и другие каналы - конфеты "подушечки", покупаемые в судовом магазине. В рейсе, с этим злом велась беспощадная борьба, и иначе не могло быть! Не далее, как неделю назад я, по наводке старшего мастера Доброва, с комиссией нагрянул ночью в рыбомучное отделение, где в трюме было обнаружен 200 литров браги! Она хранилась в целлофановых вкладышах для бочкового посола селедки, емкостью 100 литров. Когда мы ночью (а обход был после отбоя), чтобы "не дразнить гусей", вылили в палубные шпигаты эту брагу, то по всему заводу пошел противный сивушно-сладкий запах брожения. Таким количеством можно было напоить весь экипаж и превратить плавбазу в пиратский корабль…
На сдачу сырца к нам периодически подходили не только наши, тралфлотовские суда, но и колхозные, экипажи с которых частенько сходили на берег и "затаривались" там. На берегу свирепствовала карточная система на сахар, мыло, стиральный порошок, чай, вино, водку и т.д. Но колхозникам все было нипочем, ведь зарплата уже в то время у них достигала 10-12 тысяч рублей! Это тогда, когда сливочное масло стоило 3 рубля 60 коп. килограмм, а бутылка водки 2 руб. 62 коп.!
Водку брали и на сухогрузах по коммерческим ценам - 100 рублей за бутылку. И это при зарплате матросов обработки со всеми надбавками и коэффициентом, в зависимости от классности и КТУ - 600 - 800 рублей в месяц. Таким образом, можно пропить все рейсовые деньги авансом, в течение несколько дней, тем более в каютах обработчики жили по 6 человек. В недрах социалистического общества уже в конце 80-х зарождались бизнесмены-коммерсанты, делавшие деньги на человеческих слабостях.
На следующий день, вечером, видя, что господина Зеленского ждать не приходится, а капитан ждет результатов, я обзвонил всех, входящих в вечернюю группу обхода и попросил собраться в фойе столовой команды перед отбоем. На судах нашего типа, заведено каждый вечер, проверять каюты рядового состава на предмет пожарной безопасности, наличия алкогольных напитков, иногда предметов религиозного культа, холодного оружия, порнографии. Частенько такие рейды проходили очень урожайно: изымался самогон, брага, водка, спиртосодержащие жидкости. Водка в заводском исполнении хранилась потом в каюте первого помощника капитана, и возвращалась владельцу по окончании рейса.
В этот вечер, прокрутив видеофильм в столовой, я вышел в фойе, там уже был 5-й помощник Харитонов Виктор Васильевич, плотник, старпом Петричев и старший судомеханик Олейников. Плотник требовался, когда дверь не хотели открывать, а имелась информация, что в такой-то каюте что-то есть нехорошее или что-то происходит неблаговидное…
В каждой каюте был свой "шарм", если можно так выразиться, - одни члены экипажа делали из каюты берлогу, другие уютную, малогабаритную комнатку, а третьи перевалочную базу. Пятый помощник был грозой обывателя: он изымал и конфисковал кипятильники, чайники, плитки, обогреватели и другие электро приспособления, увеличивающие нагрузку на электросеть и служащие часто причиной пожара. Самое интересное было в женских каютах.
Заходишь - тепло, уютно, пахнет дамскими духами, вперемешку с чем-то жареным и вкусным. По всем полочкам распихана женская косметика, постели всегда аккуратно прибраны, женщины одеты по-домашнему, в халатиках. Им так за смену надоедала рабочая роба, что на отдыхе они с удовольствием ныряли в повседневную домашнюю одежду.
Кто вяжет, кто с кавалером шушукается. Но удивительное дело: чай горячий в стаканах на столе стоит, рядом жареная рыба в тарелках, а ни чайника, ни электроплитки и в помине нет. Потому что, когда обход идет, - по коридорам шелестит сарафанное радио:
- Полундра, идут с проверкой!
Пожарнику Харитонову приходилось "попотеть" и пошарить по рундукам, под шконками (койками), под столами, прежде чем удавалось обнаружить кипятильник или что-то в этом роде…
Глаз у него был наметан, и в этот раз он почувствовал, что матрос обработки Рахматуллина прячет плитку, что было видно по ее шаловливым глазкам с восточным раскосом и напряженному состоянию. Гульнара сидела на нижней шконке, плотно сдвинув сбоку шторы, и чего-то придерживала под одеялом. Виктор Васильевич нагнулся, чтобы заглянуть за шторку, но почувствовал незримое сопротивление девушки. Ворот ее халатика откинулся и он увидел то, что не видели остальные члены комиссии, стоящие позади, - аккуратно торчащую девичью грудь и венчающий ее смуглый сосок, покрытый редкими пупырышками. Это смутило бывалого моряка, и он на мгновение стушевался:
- Все же я думаю, что у вас есть плитка, и вы ее принесете завтра в каюту? - произнес Харитонов.
- Какой разговор, Виктор Васильевич, - озорно засмеялась девушка, кокетливо наклонив голову с подобранными черными волосами.
- Завтра, после дневной смены я обязательно принесу вам эту мифическую плитку с розовой каемочкой и с золотым ободочком, - прямо с кофе в постельку…
Соседки Гульнары дружно рассмеялись.
- Вот, и поговори с ними, - буркнул себе под нос 5-й помощник.
Далее наш путь лежал в мужскую часть кают обработчиков. Порядка и уюта здесь было поменьше, а бардака побольше. Публика ведь колоритная, кто после армии, кто ушел в море от неприятностей в семье, кто освободился из мест заключения, и только редкие персонажи шли в море за романтикой, которая уже через несколько дней развеивалась, как дым.
Что запрещалось в каютах в море в то далекое теперь советское время? Во-первых, гнать, распивать и хранить алкоголь, во-вторых, справлять религиозные культы и соответственно развешивать кресты, иконы и прочее. И это правильно, ведь в команде были представители самых разных конфессий, а чувства других верующих нельзя оскорблять и принижать. В-третьих, изымались аудиокассеты с записями запрещенных авторов, к таким относились Звездинский, Шуфутинский, Вилли Токарев, Новиков и другие барды, в основном эмигрировавшие из СССР, или "отмотавшие" срок.
В этот раз в руки комиссии попали 2 кипятильника, одна плитка, две бутылки водки и вылито в раковину 5 литров браги. Проходя по 2-му этажу носовой надстройки, мы услышали громкий стук в дверь, и пошли на шум.
- Алексей, открой, ну, сколько можно, - шумел старший мастер Добров, пытаясь попасть в каюту зав. производством. Его уже назначили приказом временно на эту должность, но в штатную каюту он не мог попасть, так как ключ торчал с той стороны…
Алексей Алексеевич, вы уверены, что Зеленский там? - строго спросил старпом.
- Еще пару часов назад я забегал в каюту попить чайку, постирать белье, а Зеленский сидел за столом и пил какую-то бодягу, со мной не желал разговаривать. Выглядел он ужасно: весь взъерошенный, помятый, - словно оправдываясь, пояснил Добров.
Этот человек прошел суровую школу в море от рядового матроса-обработчика до старшего мастера, а теперь и выше, не имея даже рыбного техникума за плечами. Он накопил колоссальный опыт производственника.
- Давай, выбивай штормовку! - приказал плотнику старпом Петричев.
Пару ударов сапога и в двери зияла квадратная дыра. Плотник залез в помещение и открыл дверь изнутри.
Действительно, бывший зав. производством находился здесь, он сидел на корточках в туалете, судорожно обхватив унитаз, глаза навыкате…
Старший судомеханик Олейников побежал за судовым врачом в лазарет, а мы осмотрели каюту. Под столом лежали бутылочки от спиртовых настоек, под кроватью бутылки от одеколона "Шипр". Были здесь и емкости из-под моего "Кармазина". Про себя решаю, что надо выяснить имя доброхота из лазарета, выдавшего настойки и поговорить с завмагом, которая "угостила" Зеленского одеколончиком, тоже по доброте душевной!
Пришедший старший врач Ли Валерий Афанасьевич констатировал смерть от остановки сердца. Потерпевший захлебнулся в рвотных массах.
- Смерть наступила примерно полчаса назад, надо покойника положить на носилки и вынести из каюты, пока не наступило окоченение трупа. Когда сработают мышцы локтевых и коленных суставов, они загнут конечности, сложно будет с трупом совладать! - пояснил врач.
- Трудную, мученическую смерть принял Алексей Федорович, - подумал я.
Да он и не понял, что отправляется к праотцам, - словно угадывая мои мысли, произнес вслух Харитонов. Старпом Петричев позвонил капитану и доложил об обстоятельствах случившегося.
Капитан-директор приказал вынести тело на палубу, подготовить правую морозильную камеру (она была в резерве) и поместить туда покойника, до подхода ближайшего транспорта, идущего в порт приписки.
Вскоре палубные матросы корячились, вытаскивая коченеющий труп через узкие двери каюты и коридор, на палубу. Там Зеленского уложили на санитарные носилки из лазарета, я сбегал в прачечную и принес два списанных одеяла, которыми мы со старпомом накрыли покойника и подоткнули одеяло по краям, чтобы руки лежали вдоль туловища и не свисали.
- Пока старший механик рыбозавода Акулов нагоняет температуру в морозильной камере, отнесите его в рыбцех, на правый борт, - предложил своим матросам Петричев.
Через боковую смотровую дверь труп занесли на поворот тележек морозильной камеры и поставили на рельсы. Температура там доходила при закрытых дверях до 40-50 градусов.
В этот вечер тяжело было уснуть. В голову лезли всякие дурные мысли. Теперь все хлопоты ложились на мои плечи. Надо составить опись личных вещей покойника, протокол осмотра места происшествия, каковым и являлась внезапная смерть не старого, в общем-то, человека (40 лет!). Не забыть забрать у врачей свидетельство о смерти. Доставка тела на берег к родственникам в целости и сохранности, ведь по ночам на судне хозяйничали крысы, которые не боялись ни жары, ни холода. Рыбозавод работал только днем, так как трюма были почти заполнены рыбопродукцией и плавбаза "Новая Каховка" уже завтра направлялась навстречу перегрузчику "Солнечный берег". Наконец сон свалил меня…
На следующий день, с утра - рутинная работа: радиопереговоры, объявление по судовому радио о результатах работы двух бригад, итогах социалистического соревнования за месяц, затем отправка телеграмм родственникам усопшего и в управление, составление необходимых бумаг. За делами день прошел быстро. Вечером, когда уже закончился фильм, и я принес видеомагнитофон в каюту, из столовой команды позвонил старпом:
- Ты уже готов? Фонарик бери с собой, я свой забыл на мостике!
- О чем речь, не понял? - смутился я.
- Надо же труп осмотреть, не добрались ли до него крысы, - с раздражением в голосе пояснил Петр.
В заводе стояла тишина, и кое-где горел аварийный свет. Совместными усилиями мы еле открыли смерзшуюся дверь морозильной камеры и заглянули внутрь…
Клубился морозный воздух, в лицо ощутимо ударил холод, обжигая кожу. Одеяло сверху покрылось инеем. Я откинул его с головы покойника и посветил фонариком - лицо было целым! Заостренный нос, резко запавшие глаза, восковые уши и мертвенно-бледный, показавшийся белым, цвет лица.
- Все в порядке, мерить рост будешь? - спросил старпом.
- Зачем? - удивляюсь такому вопросу.
- А гроб-то делать надо, не в мешке же его перевозить. А ты бывший конструктор, вот и конструируй!
Рост мерить я не стал, а вот ширину отмерил пальцами по плечам, вспомнив, как в одном вестерне про ковбоев делал это старый гробовщик.
На следующий день, улучив момент, принялся впервые в жизни вычерчивать гроб, длину взял с себя, мы с Зеленским были одного роста и комплекции.
Почему-то вспомнился старый анекдот, "с бородой":
Лежит на берегу раненый Чапаев и говорит:
- Петька, я тяжело ранен?
А Петька отвечает:
- Да что вы, Василий Иванович, мы с вами еще и за грибочками сходим, - а сам в это время пальцами замеряет ширину плеч Чапаева.
Наконец эскиз готов, размеры проставлены, даже дано переменное сечение. Я позвонил на мостик и объявил плотника.
И вот, Сережа Борисов стоит передо мной, переминаясь с ноги на ногу.
- Присаживайся, в ногах правды нет! Гробы приходилось делать? - прямо, без обиняков спрашиваю парня.
- Да мне, товарищ помполит, все равно чем заниматься,- что избушку мастерить, что забор строить. С детства обучен столярному и плотницкому делу, у нас ведь это потомственное ремесло в деревне, и отец и дед плотниками были, топорами владели виртуозно.
- А с какой деревни-то? - интересуюсь я.
- Да с Алексеевки мы, Целиноградской области, что в Казахстане.
Борисов мне понравился с самого начала рейса. Он выделялся расторопностью, был очень исполнительным работником, с хорошей хваткой. В деревне ему тоже не было бы цены и девки, несомненно, мечтали иметь такого жениха, к тому же без вредных привычек. Не покидала мысль принять этого розовощекого парня в партию.
Спустя три дня к плавбазе "Новая Каховка" швартовался долгожданный теплоход "Солнечный берег". Суда поприветствовали друг друга длинными гудками, и пошли на сближение. Швартовка таких крупнотоннажных судов всегда искусство и требует большого мастерства и профессионализма, как от палубных команд, так и от штурманского состава. В такие моменты капитан-директор, как правило, присутствует на мостике. Вот и сейчас Шкирев Николай Алексеевич неторопливо и спокойно отдавал команды рулевому и вахтенному помощнику.
На вертолетной площадке скопилась толпа зевак, свободных от вахт, им было интересно, тем более погода стояла солнечная, на небе ни облачка, волна небольшая и свежий ласкающий ветерок.
Пока палубная команда таскала тяжелые швартовые концы, лебедчики уже готовили стрелы лебедок для пересадки людей и подачи грузов, открывали крышки трюмов. Перегруз должен был вестись одновременно на 4 трюма. Я на первый день был освобожден от подвахты по разгрузке рыбопродукции, всвязи с ритуальными обязанностями.
В помощь мне зав. производством Добров выделил обработчиков Чантурия и Файзуллина. Реваз Чантурия был хорошим парнем, постоянно пропадал в судовой библиотеке, входил в состав товарищеского суда, занимался самообразованием, вел себя тактично. Он сам изъявил желание и подал заявление с просьбой о приеме кандидатом в члены КПСС, что было не так уж и часто в эти годы. Ребята вынесли носилки с покойным начальником на палубу, я принес рубашку, туфли и пиджак Зеленского. Плотник Борисов с матросом Коневым притащили с подшкиперской гроб, обитый красной материей.
Теперь предстояло одеть покойника в последний путь. Пиджак и рубашку безжалостно разрезали на две части, галстук завязали узлом, туфли расшнуровали. Наступил неприятный момент - одевать заледеневшее тело. Когда Файзуллин стал приподнимать руку Зеленского, раздался противный хруст, мне показалось, что рука отламывается!
- Осторожно, Марат, - он же замороженный! - запричитал я.
Одеть замерзшее тело оказалось делом архисложным. Отдельно одели рукава рубашки, пиджака, прикрепили булавками галстук, разрезали задники туфлей, - все это подоткнули палочками, протянули проволочками, с трудом подсунули под голову подушку, так как тело не гнулось. Никогда не думал, что в мои обязанности будет входить подобная работа. Ткани трупа настолько промерзли, что произошла поклеточная кристаллизация. Мы одевали ледяное изваяние…
Наконец крышка гроба прибита, троса подведены, меня в спецкорзине лебедчики передали на борт перегрузчика. Незнакомый лебедчик на чужом борту знаком показал мне, чтобы спускался в трюм.
Трюма т/х "Солнечный берег" были значительно глубже, чем на плавбазе, ведь грузовместимость у этой махины более 10 тыс.тонн, против 2 тыс. тонн у нашей плавбазы!
Мне пришлось спускаться по трапу метров 17,внизу было темно и холодно, как в склепе. Вверху, над головой, светлел маленький квадратик неба.
Глаза стали постепенно привыкать к темноте, - горело только тусклое аварийное освещение. Вдруг я заметил недалеко, у перегородки трюма еще 2 гроба!
Стало как-то не по себе и, хотя до этого жары я не испытывал, спина вдруг вспотела и рубашка под курткой прилипла к телу. Сверху раздалось шуршание, и появился наш "груз-200". Он быстро спускался и возник страх, что может удариться о настил. Но опытный лебедчик снизил скорость, и гроб плавно опустился на палубу трюма.
- Видимо, наверху кто-то корректирует, - подумал я.
Отцепив крючки от тросов, дрожащими руками и с подгибающимися коленками, откатываю гроб в угол, к остальным покойникам - с других судов и экспедиций. Благо, пол скользкий, с коркой льда. В висках стучало, и внутренний голос подсказывал:
- Не дрейфь, старик! Ведь ты же атеист, ничего страшного не происходит, ибо мертвые сраму не имут…
Тем не менее, неведомая сила, словно пружина, подтолкнула меня к трапу и я, не помня себя от страха, как будто кто-то гнался по пятам, буквально взлетел на верхнюю палубу на одном дыхании. Вокруг кипела работа, лебедки взвизгивали, вытягивая из трюмов тяжелые парашюты с ящиками мороженой рыбы. На возвышениях стояли тальманы, в трюмах копошились люди и ездили электрокары. Пора было переезжать на свой борт и комплектовать подвахту из инженерно-технических работников.
В море стоял штиль, солнце серебром отливало на поверхности воды, чайки с гомоном, гирляндами кружили вокруг судов. Так не хотелось спускаться на весь день в морозное чрево корабля…
|