Знакомясь с историей рыболовства, можно заметить, как с течением времени добыча рыбы исключительно для удовлетворения собственных потребностей людей в пище все более и более трансформировалась в создание самостоятельной сферы человеческой деятельности, в которой собственно пищевые потребности людей играли далеко не главную роль. Во всяком случае, история развития отечественного рыболовства свидетельствует именно об этом. На протяжении Х1Х-ХХ веков преобладающими в нашей стране были мотивации получения наибольших финансовых выгод посредством добычи рыбы, заселения новых необжитых русскими людьми территорий посредством развития на этих территориях рыболовных промыслов, экспансия и обеспечение присутствия нашей страны в отдаленных районах Мирового океана посредством направления туда рыбопромышленного флота.

После установления иностранными государствами 200-мильных экономических зон и непосредственно перед этим рыбохозяйственные отношения выступали в качестве основы сотрудничества с рядом стран. Такое сотрудничество лишь отчасти было направлено на обеспечение условий для присутствия советского рыбопромыслового флота в исключительных экономических зонах этих государств. Экономическая выIода от какого присутствия была, в лучшем случае, не слишком большой. Цель возникавших отношений заключалась в оказании помощи со стороны Советского Союза по созданию странами своей собственной рыбной промышленности. Наиболее отчетливо подобная цель проявилась при сотрудничестве с молодыми независимыми государствами Африки, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Существовавшие в этих регионах рыбохозяйственные отношения СССР были подчинены решению иных более значимых геополитических амбиций нашей страны.

Многие из совершаемых в XX веке действий фактически игнорировали или даже препятствовали возможности осуществлять вылов рыбы нашим населением собственно для своего потребления. Каждая новая редакция правил рыболовства все в большей степени ограничивала такие возможности. Достаточно сказать, что, например, в начале 80-х годов на советском Дальнем Востоке поимку даже одного тихоокеанского лосося для питания безоговорочно трактовали как браконьерство. Один из авторов работал в тот период времени в магаданском Институте биологических проблем Севера ДВО РАН и занимался изучением лососевых рыб. Так вот, согласно действовавшим тогда правилам рыболовства, употребление в пищу рыбы после исследования, которое часто приводило к полной потере ее товарных кондиций, было равнозначно браконьерству. Со всеми вытекающими последствиями. Штраф составлял 30 руб., а оклад стажера-исследователя, коим тогда был автор 1 10 руб. Вполне съедобную рыбу вместе с икрой после анализа надлежало закапывать.

Другой пример, запомнившийся с той поры, вполне можно считать проявлением расизма в СССР. В п. Ямск Магаданской области на местной контрольно-наблюдательной станции Рыбвода в 80-е годы работал сотрудник-белорус. Женат он был на женщине из числа местных коренных народов. Так вот, каждому члену их семьи ежегодно в путину из бригады промышленного лова выдавали по 15 рыбин кеты. При этом учитывали жену, их совместных детей, но не учитывали главу семьи. Поскольку он не коренной житель, то ему рыбой питаться не положено. Хоть и прожил он почти всю свою жизнь на лососевой реке Яме. Самостоятельные заготовки рыбного пропитания в зиму означали, нарушение установленных правил. Следует заметить, что ассортимент поселкового магазина был крайне скуден и не мог в достаточной степени обеспечить жителей продуктами питания. Да и глупо было покупать там консервы из килек в томате.

Количество подобных несуразиц можно перечислять и перечислять. За годы, прожитые на Дальнем Востоке, их набралось немало. И это только персонифицированные эпизоды. Понятно, что правила рыболовства существовали сами по себе, а местное население само по себе. Вряд ли можно было найти хотя бы одну семью, жившую вблизи лососевых рек и не заготовлявшую на зиму рыбу в необходимых количествах. Однако все такие заготовки юридически правонарушения, а все жители - браконьеры, и, следовательно, преступники. Государство приучило все население прибрежных поселений пренебрегать законом. По, если законы нарушают массово и постоянно, то, может быть, эти самые законы содержат в себе существенные недостатки.

Во всяком случае, один из таких недостатков очевиден. В советском и российском законодательстве исключено (или не предусмотрено) основное изначальное предназначение рыболовства, как способа удовлетворения потребностей людей в продуктах питания. У нас в стране человек, живущий на берегу любого водоема с достаточными запасами водных биоресурсов, не имеет права самостоятельно поймать и заготовить столько рыбы, сколько он сможет съесть вместе со своей семьей.

По-видимому, это одна из наиболее противоречивых реалий современною российскою рыболовства, возникшая в процессе его исторического развития. Во многих других странах, в том числе и входящих в число ведущих рыболовных держав, подобная проблема отсутствует. Это позволяет предположить, что и у нас вопрос о приоритетном использовании водных биоресурсов для личного потребления российского населения, прежде всего прибрежных поселений, может быть решен при наличии устойчивой политической воли и эффективного управления рыболовством в целом.

Составить представление о ресурсной базе отечественного рыболовства, исходя из информации о рекомендованных ОДУ и статистике фактического вылова, можно лишь весьма приближенно. Обсуждая сырьевой потенциал отрасли, обычно подразумевают перспективы освоения запасов. Оценки возможностей такого освоения в значительной мере будут зависеть как от профессионализма исследователей, так и от потребительского спроса на рыбопродукцию. Например, активное развитие в последнее время концепции предосторожного подхода к управлению рыболовством сопровождалось снижением уровней промыслового изъятия и соответственно сокращением ОДУ. В качестве примера, демонстрирующего значение потребительского спроса, можно вспомнить историю освоения запасов минтая. Если в 60-е годы этот вид, практически не интересовал отечественное рыболовство, то к началу 90-х годов он стал основным промысловым объектом.

Сырьевая база рыбной промышленности состоит из трех основных элементов. Во-первых, ото запасы водных биоресурсов, на которые ориентирован традиционный современный промысел. Во-вторых, запасы гидробионтов, которые можно воспринимать как перспективные промысловые объекты. В-третьих, искусственно выращенные водные биоресурсы.

По мнению многих аналитиков, ресурсный потенциал первой группы невелик. Более того, достигнутый уровень добычи около 90 млн. тонн близок к максимальному, критическому. На дальнейшее наращивание вылова традиционных объектов промысла вряд ли следует рассчитывать. Тем не менее, следует заметить, что уровень технологического использования добытого сырца в большинстве случаев не превышает 70-75%. Поскольку в нашей стране упомянутый показатель только в период с 1993 по 2003 гг. вырос с 60 до 75% (Бочаров, 2004), то можно надеяться и на дальнейшее увеличение безотходности переработки уловов, Соответственно, одновременно будет возрастать и средняя стоимость одной тонны добытых водных биоресурсов. Повышение уровня технологического использования вылова можно рассматривать как резерв для дальнейшего увеличения объемов и стоимости рыбопродукции, получаемой при промысле традиционных объектов.

Большие неопределенности связаны с оценками перспектив промыслового использования гидробионтов, которые в настоящее время не относятся к традиционным объектам питания, либо по каким-то иным причинам их добычу не осуществляют. По-видимому, именно такие виды составляют основ) выбросов промышленного рыболовства, достигающих ежегодно около 30 млн. тонн (Кочиков, 2000). Предпосылки направленной добычи представителей этой группы водных биоресурсов зависят от того, чему отдаст предпочтение население Земли в ближайшем будущем. Привычным видам, выращенным искусственно с использованием достижений генной инженерии, значение которой еще не слишком понятно и осознано, или необычным, внешне порой не слишком аппетитным, но экологически чистым гидробионтам: мезопелагическим рыбам, водорослям и т.п. Надо полагать, именно такой выбор и будет определять рентабельность и, соответственно, перспективы того или иного направления рыбохозяйственной деятельности.

Возможности искусственного выращивания водных организмов, и прежде всего, наиболее пенных объектов, несомненно, тоже не безграничны. Одно из возможных ограничений связано с широким использованием в аквакультуре кормов, произведенных из относительно недорогих массовых видов рыб (путассу, анчоусов, сельди). Этот подход перспективен, пока запасы этих видов достаточно высоки, а объемы выращиваемой на этих кормах продукции, напротив, относительно не слишком большие. Общий вылов гидробионтов, которые затем направляют для последующего получения рыбных кормов, составляет не более 15-20 млн. тонн. Из такого количества сырца можно получить около 5-6 млн. тонн корма и почти столько же искусственно выращенной живой массы. Приведенные соотношения позволяют предположить, что при существующих технологиях товарного выращивания в ближайшие 10-15 лет возникнет дефицит деликатесной рыбопродукции (лососи, осетровые и др.), а ее стоимость значительно вырастет. Достаточно перспективным и выгодным на этом фоне может оказаться культивирование более дешевых гидробионтов, в питании которых преобладают корма растительного происхождения.

Рассматривая ресурсный потенциал отечественного рыболовства, мы сознательно не затронули вопрос об использовании запасов морских млекопитающих. Прежде всего, китов. Обсуждение этой темы, вероятно, должно быть предметом отдельного издания.

Как известно, до того времени, когда в 1986 г. Международной китобойной комиссией был объявлен мораторий на их промысел с коммерческими целями, объемы ежегодной добычи составляли 50-70 тыс. голов или 1-3 млн. тонн (Моисеев, 1989). В рамках общемирового рыболовства это не слишком значимые величины. Однако проблема находится в иной плоскости.

Во-первых, добыча и переработка китов значительное время (XIX-XX века) были одним из важных направлений деятельности рыбной промышленности ряда стран США, СССР, Японии, Норвегии, Исландии и др. У многих прибрежных жителей память и традиции этого занятия довольно сильны.

Во-вторых, следует учитывать пищевые предпочтение части населения упомянутых государств. Очень точно обозначил этот аспект один из представителей Японии в Международной китобойной комиссии: "Я люблю китятину и сакэ, ты любишь говядину и виски. Нет смысла спорить, чья кухня лучше" (Комацу, Мисаки, 2005). Существующий сейчас запрет на китовый промысел вызывает растущее недовольство жителей Японии. Норвегии, Исландии. Особенно после восстановления численности большинства популяций практически всех видов за исключением синего кита.

В-третьих, морские млекопитающие по мере увеличения своей биомассы все в большей и большей мере становятся конкурентами человека в потреблении водных биологических ресурсов, включая и наиболее традиционные объекты промышленного рыболовства.

Во второй половине 90-х гг. сотрудники Чукотского отделения ТИНРО по инициативе одного из авторов книги оценили объемы анадырской кеты, потребляемой во время нерестовой миграции лишь одним видом - белухой. Оказалось, что в течение полутора месяцев стаи белухи потребляют 1,5-2 тыс. тонн лосося, т.е. примерно в 2 раза больше, чем составлял общий учтенный вылов. К этому следует добавить рацион хищных ластоногих, которые не столько потребляют рыбы, сколько ее травмируют и выедают головы у лососей, попавших в ставные сети и невода.

Согласно научным данным, собранным в период активного промысла китов, только антарктические популяции усатых китов (гренландский, синий, финвал, горбатый, сейвал) ежегодно потребляли 146 млн. тонн гидробионтов (1. с.). Общий объем потребляемой китами пищи оценивают на уровне 240-500 млн. тонн, т.е. от трех до пяти раз больше того, что дает сегодня все мировое морское рыболовство. С учетом 4-9% годового прироста численности этих млекопитающих (1. с.) человечеству, по-видимому, в ближайшее время придется более прагматично взглянуть на существующее положение и скорректировать свое романтическое отношение к самым крупным представителям животного мира.

Буквально во всех публикациях, на совещаниях и конференциях по вопросам развития рыболовства в Российской Федерации без конца повторяют один и тот же лозунг: отечественное рыболовство находится в глубоком кризисе! В качестве свидетельств, подтверждающих этот тезис обычно приводят следующие доводы. Падение ежегодного вылова с 11 до 3 млн. тонн. Сокращение среднедушевого потребления рыбопродукции с 20 до 10 кг в год. Старение рыбопромыслового флота. Высокий процент убыточно работающих предприятий. Уход из открытых районов Мирового океана. Истощение запасов водных биоресурсов в исключительной экономической зоне Российской Федерации. К этому перечню часто добавляют несовершенство российского законодательства.

Информацию о перечисленных напастях настолько активно тиражируют в последнее время, что многие именно их привыкли считать причиной иследствием всех недугов рыбной отрасли. Внешние (по отношению к отрасли) источники долгое время преподносили рыбную промышленность как наиболее коррумпированный сектор экономики нашей страны, где все работающие члены "рыбной мафии", связанные между собой круговой порукой. В общественном сознании сложились устойчивые образы и стереотипы восприятия современного рыболовства. Попробуем разобраться, насколько верны эти представления.

Прежде всего, заметим, что Россия никогда не добывала 11 млн. тонн водных биоресурсов. Такие объемы вылова были достигнуты за счет консолидации усилий 15-ти республик Советского Союза в условиях, когда государство оплачивало финансово убыточный промысел. При этом только вылов сардины-иваси в подзоне Приморья достигал до середины 80-х гг. 1 млн. тонн.

Максимальный российский вылов на уровне около 5 млн. тонн в 1992 г был обеспечен хорошим состоянием запасов охотоморского и беринговоморского минтая. Сложившийся на середину первого десятилетия XXI века ежегодный объем официально учтенного вылова около 3,5 млн. тонн, скорее всего, отражает современное состояние запасов водных биоресурсов (точнее результаты государственного управления ими) и конъюнктуру рынка а не кризис собственно российского рыболовства. Говорить о резком падении ежегодных уловов в условиях рыночной экономики вряд ли обоснованно. Например, за счет недоиспользуемых запасов сайры, кальмаров и макрурусов дальневосточных морей вполне можно увеличить общий вылов примерно на 1 млн. тонн. Однако практическому увеличению объемов добычи в первую очередь мешает отсутствие экономической целесообразности. С этой точки зрения, в современном рыболовстве не кризис. Просто оно стало экономически адекватным, т.е. таким, каким оно не было весь советский период времени. Для российской рыбохозяйственной общественности, особенно для людей, чье мировоззрение сформировалось в социалистической системе ценностей, такое позиционирование отрасли довольно необычно, а иногда и просто неприемлемо.

К этому можно добавить, что речь все-таки идет именно об официально учтенном вылове. Не исключено, что общие фактические объемы отечественной добычи водных биоресурсов не слишком изменились с 1992 г.

Среднегодовое потребление рыбы и морепродуктов но данным статистики раньше составляло 20 кг, а теперь всего лишь 10 кг. В этой связи желательно вспомнить, какая тогда была рыба, и для каких целей ее использовали. Сверхнизкие цены на океаническую рыбу (20-40 копеек за килограмм) позволяли населению массово приобретать ее для кошек. Рыбу активно скармливали на многочисленных зоофермах при выращивании пушных зверей (песцов, норок). Сегодня сложно оценить реальное потребление рыбы СССР, но цифра в 20 кг вполне может оказаться завышенной. Особенно с учетом опыта нашего общения с данными статотчетности. Тем не менее, будем исходить из того, что в настоящий период времени реальное потребление рыбопродукции стало меньше, чем в советский период времени.

Почему в Японии, Норвегии, Исландии и некоторых других странах рыбы съедают больше, чем в России'/ На наш взгляд, ответ до смешного прост: потому, что японцы, норвежцы, исландцы любят есть рыбу. Они исторически привыкли именно к такой пище. Кое-что из любимых блюд этих народов вряд ли придется по вкусу многим россиянам. Один из авторов книги хорошо запомнил реакцию своего организма после первой дегустации суши и сашими. Не было привычки. Теперь же о японской кухне морепродуктов - только хорошее. В Норвегии есть национальное блюдо -лютефиск. Только одна информация о технологии его приготовления отобьет аппетит у большинства жителей нашей средней полосы. А еще есть клификс - соленая треска, высушенная до состояния дубовой доски. Блюда из клификса тоже доводилось пробовать. Какое осталось впечатление? О вкусах не спорят, а предпочтения соседей уважают и не критикуют.

У нас в стране любят рыбу и в разных местах тоже готовят разнообразные, порой весьма экзотические блюда. Правда, жители, предпочитающие рыбное питание, в основном и проживают в рыбных местах - по берегам морей и крупных рек. А там, как известно, сосредоточена очень небольшая часть населения России. На остальной не прибрежной территории нашей страны, рыбу, похоже, не очень жалуют. В качестве исключения, возможно, выступает Москва, где относительно высокий спрос на продукцию и: гидробионтов можно разглядеть безо всякой статистки. Ежедневные потребности столицы в рыбопродуктах составляют около 1 тыс. тонн.

Некоторые считают, что основная причина общего снижения потребления рыбы в Российской Федерации высокая цена на нее. Однако в каждом регионе есть специфичные виды рыбопродукции, вполне доступные для массового потребителя и даже малоимущих слоев населения. В Москве это карп, карась, атлантическая сельдь, пикша, наконец, путассу; в регионах Волжско-Камского бассейна лещ, на Сахалине -навага, на Чукотке щука, в Тюменской области - искусственно выращенная пелядь. Вероятно, для каждого субъекта федерации можно привести свой перечень рыб, стоимость которых находится в интервале 50-100 руб. за 1 кг. Следовательно, суммарные затраты на обоснованную Институтом питания биологическую норму из 20 килограммов рыбы в России не превышают 1000-2000 рублей в год. г)то вполне доступно для абсолютного большинства населения страны!

Значит, низкий уровень потребления рыбопродукции нельзя воспринимать как свидетельство кризиса в отечественной рыбной отрасли. Особенно, если учесть, что большая часть российского улова все равно уходит за рубеж. Вероятно, основная причина того, что большая часть наших сограждан потребляет рыбы меньше пресловутой "медицинской" нормы -это их кулинарные предпочтения. Рыбы в России едят столько, сколько хотят. Для сравнения, в более благополучной Германии годовое потребление рыбы составляет всего лишь 6 килограмм. По-видимому, там больше предпочитаю! пиво с колбасками и свиными рульками. Предпочтения россиян тоже известны. Они неизменны уже несколько столетий. Недаром Россия по потреблению спиртных напитков входит в первую тройку мировых лидеров. Почти как раньше СССР по объемам рыбодобычи. Причем, достижению нынешних вершин нашим соотечественникам совершенно не препятствует то обстоятельство, что стоимость 0,5 л водки примерно такая же, как одного килограмма рыбы.

Конечно, очень неприятно сокращение численности ценных видов водных биоресурсов. В частности, ни у кого не вызывает сомнений снижение запасов крабов на Дальнем Востоке, а как следствие их общих допустимых уловов. Тем не менее, объемы поставок в Японию нелегально выловленных крабов, несмотря ни на что, измеряются в десятках тысяч тонн. Резкое увеличение поставок камчатского краба из Баренцева моря несколько сбило цены на мировом рынке. Сейчас весьма парадоксальная ситуация сложилась на крабовом рынке. С одной стороны, перепроизводство продукции и как следствие падение цепы. С другой, прогрессирующее снижение запасов, которое пока не стимулирует рост цен.

Необходимо отметить, что у большинства видов водных биоресурсов численность часто флюктуирует под влиянием факторов естественной среды, независимо от интенсивности промысловой нагрузки. Сокращение запасов одних гидробионтов приводит к росту биомассы других. Так. при снижении численности минтая растет численность сельди. В Японском море после наступления очередного периода минимума запасов сардины иваси, ее место в промысле отчасти заняла сайра. Вряд ли геоклиматические процессы в биосфере, повышение или понижение солнечной активности можно рассматривать как кризисные явления в российском рыболовстве.

Хотим мы это осознавать или нет, но, пока существуют так называемые "валютоемкие" объекты, рыбаки именно их будут добывать в первую очередь. Следовательно, слабое освоение запасов недорогих, низкорентабельных объектов также нельзя считать свидетельством кризисных явлений.

Известно, что почти у 75% отечественного рыбопромышленного флота превышен предельный срок плановой эксплуатации. Строительство и ввод в эксплуатацию новых кораблей - крайне редкие события в российском рыболовстве. Покупка нового современного судна стоимостью 10-15 млн. долларов США непосильна абсолютному большинству рыболовецких компаний. Тем не менее, российские судовладельцы достаточно охотно покупают в основном за рубежом корабли 15-20 летней постройки. Разница в стоимости нового и 1 5 летнего судна десятикратная, а результативность на промысле у новых выше, чем у 15-летних на 10-20%. При таком соотношении вряд ли экономически разумно строительство новых судов, если те же объемы традиционных биоресурсов можно освоить еще не слишком подержанным флотом. Регулярно раздаются голоса - через пять лет все суда выработают весь ресурс и потонут. Похоже, что не потонут - их продадут "на гвозди" и купят менее старые.

Согласно современным статистическим данным средняя заработная плата в рыболовстве составляет около 6-8 тыс. рублей, т.е. в два с лишним раза выше, чем во всем сельском хозяйстве, в рамках которого обычно учитывают рыбную промышленность. Однако мало кому не известно, что фактический доход на морском промысле, обеспечивающем основной объем добычи водных биоресурсов, существенно выше. Матрос на Дальнем Востоке за успешный рейс в среднем получает 5-6 тысяч долларов, капитан около 20 тысяч.

Наиболее часто звучат предложения о необходимости предоставления государственных дотаций рыболовецким компаниям и при этом ссылаются на опыт Японии, ПИЛ, Норвегии, затрачивающих немалые деньги для поддержки собственных рыбаков. Но разве у нас уже государство не дотировало однажды рыбаков, да так, как но всех странах НИКОМУ и не снилось. Весь российский рыболовный флот, которым еще в 1991 году был государственным, вдруг одномоментно фактически безвозмездно стал частным. Бытующие сегодня побасенки па тему нерентабельности рыбного бизнеса могут произвести впечатление только на тех, кто не слишком дружит со здравым смыслом. Кто бы стал работать себе в убыток. Если рыбопромышленные предприятия работают, значит, они получают прибыль. Показывают они ее или нет что уже другой вопрос.

Таким образом, с точки зрения предпринимательства, говорить о кризисе в рыбной отрасли России нет достаточных оснований. Тем не менее, очевидные негативные явления присутствуют в системе государственного управления водными биологическими ресурсами. По этому поводу сказано немало.

П.А. Моисеев (1989) определил потенциальную полезную рыбопродуктивность Мировою океана, как возможное изъятие морских млекопитающих, рыбы и беспозвоночных животных при обязательном условии сохранения необходимою уровня воспроизводства. Говоря о сырьевой базе для отечественного рыболовства, следует особо отметить игнорирование этого непременною условия. Если рыбопромышленники, которые, вероятно, совершенно не заинтересованы в существовании саморегулируемых объединений, искореняя перспективы собственного бизнеса, хотя бы получают сиюминутные выгоды, то Россия, как государство, а не камарилья вороватых чиновников, несет ощутимые потери. Сегодня у страны умыкнули запасы осетровых рыб и камчатского краба. Завтра на очереди баренцевоморская треска и минтай.

Вероятно, как принципиальное политическое решение, следует воспринимать формирование приоритетных возможностей развития рыбного бизнеса именно на тех предприятиях, которые располагают наибольшими финансовыми возможностями для осуществления такой деятельности. Действительно, вряд ли для экипажа судна или бригады, работающей на неводе, принципиальное значение имеет название предприятия или фамилия его владельца. Более важно, чтобы эффективно была организована деятельность этого предприятия, а работающие на нем исправно получали хорошую оплату своего труда.

Однако у нас в стране подобный прагматизм обременен многими несложно предсказуемыми последствиями: перемещением за рубеж основной части добавленной стоимости на рыбопродукцию, угнетением отечественного судостроения и судоремонта, производства орудий промысла, и вообще установлением колониального по сути режима отношений в рыбной отрасли. Государство (не как машина по управлению народом, а как совокупность наций, объединенных в рамках единой страны) фактически выступает в роли основного потребителя несъедобных корешков, или, точнее отходов от использования государственной собственности водных биоресурсов.

Если бы лишь небольшая часть решений в отношении рыболовства, принятых на самых высоких уровнях, была доведена до неизвращенного практического воплощения, то и бизнес демонстрировал бы совершенно иные показатели своей деятельности, и государство владело бы несколько иными объемами водных биологических ресурсов и доходы казны от эксплуатации этих ресурсов могли бы быть значительно выше. Однако, к сожалению, подобные проблемы присущи не только и не столько рыбной отрасли.

И все-таки мы верим в светлое будущее отечественного рыболовства, как верим в светлое будущее России - нашей страны, нашей Родины...