Структура производства в России такова, что, по расчетам специалистов, три четверти национального дохода прямо или косвенно формируются за счет природных факторов: сырья, топлива и т. д. [Львов, 1999]. Трансформация налога на прибыль в рентные платежи позволяет не только выровнять налоговую нагрузку сырьевых предприятий, но и получить значительный рост бюджетных поступлений за счет сокращения частного присвоения ренты и спекуляции сырьем. Поэтому доктрина о сохранении земли и природных ресурсов как источника богатства для настоящего и будущего поколений должна стать консолидирующей для России.

Вместе с тем нельзя забывать, что Россия, располагающая огромным эколого-ресурсным потенциалом, несет и большую ответственность за поиск путей наиболее эффективного, справедливого и экологически безопасного использования природных ресурсов в глобальных масштабах. Она не имеет права занимать пассивные позиции в формировании политики устойчивого развития, как то происходит на протяжении последних десятилетий, и усердно тиражировать чужие заблуждения и ошибки. Россия может и должна сделать то, что не по плечу малым странам, которым, по понятным причинам, в глобальных проблемах разобраться сложнее. Сама жизнь заставляет их жить по иным моделям. Ведь во многих странах уже не сохранились не тронутые деятельностью человека экосистемы; там иное отношение к природе. В России же нетронутых природных массивов, являющихся резервом устойчивости биосферы в целом, насчитывается около 8 млн км², или более трети от мирового запаса "дикой природы" [Цитцер, 1996].

Для небольших стран с высоким уровнем урбанизации территорий проблема рентного налогообложения в природопользовании никогда не была столь важна, как для России, и давно себя исчерпала. Например, для Дании и Нидерландов актуально налогообложение городских земель и оплата права размещения в природной среде загрязняющих веществ, поступления от которых считаются важными источниками доходов местных бюджетов. Для экономического благополучия Англии, как уже отмечалось (гл. 3), фактор местоположения никогда не был определяющим, тогда как для экономики России он имеет первостепенное значение. В России иное "поле" сбора рентных платежей и иные проблемы при их установлении. В силу перечисленных причин она может не только придать второе дыхание для воплощения теории ренты на своей собственной территории, но и явить в этом пример остальному миру.

Многие политологи, экологи, экономисты с тревогой отмечают, что доктрина глобального сознания претерпевает опасные изменения. Если в начале своего зарождения (Стокгольмская Конференция ООН 1972 г.) в ней преобладала нравственная доминанта - общая забота о выживании и о будущем, - то сегодня идею гуманизации в сознании людей теснит глобальная экономическая доминанта. Проблема глобализации все больше сводится к необходимости создания единого мирового рынка и единой электронно-информационной "деревни", где господствует американский капитал и дают обильные всходы семена психологии потребления, позволяющей сколачивать капиталы за счет слаборазвитых стран [Коптюг, 1992; Голуб, 1996; Панарин, 2000].

Развитые страны не могут примириться с такой, с их точки зрения, исторической несправедливостью, что России от природы досталось больше, чем им. Нельзя не видеть, что главной целью доктрины глобализации является геополитический передел ресурсов. Для этого страны Запада и особенно США, ставшие лидером в создании "моды" на глобализацию, предлагают свою идеологию и теории, направленные на исправление не устраивающего их положения вещей. Экономический неолиберализм, свобода торговли, конкуренция, частная собственность на землю, полное устранение государства от защиты национальных интересов и управления стратегическими ресурсами и отраслями подаются идеологами глобализации как непременные атрибуты цивилизованного общества, как синонимы свободы. Они уверяют всех, что все ресурсы (в первую очередь природные) на основе конкуренции должны перейти в эксплуатацию к лучшим, наиболее рачительным хозяевам вне зависимости от их национальной принадлежности.

Неолибералы назойливо навязывают компрадорской буржуазии в развивающихся странах, особенно падкой на посулы и похвалы из-за рубежа, мысль о том, что в современных условиях такие понятия, как национальные интересы, патриотизм, суверенитет, остались в прошлом. Известный политолог, профессор МГУ А. С. Панарин утверждает, что правящая в нашей стране элита ориентирована на присвоение, а не на созидание. Ответственность российских властей перед глобальной элитой превышает ответственность их перед своей страной и народом. Для будущего России особую опасность представляет то, что многие ее политики, искренне веря комплиментам Запада о своей избранности, легко попадают в расставляемые ловушки. За право принадлежности к мировому истеблишменту они отрекаются от своего собственного народа и начинают стыдиться общих с ним корней [Панарин, 2000]. Поэтому правительство и отчитывается о своей деятельности не перед народом, а перед международными финансовыми институтами, которые, будучи хорошо организованными, сознательно подталкивают страну к новым займам, укрепляют свою власть над ее ресурсами.

Однако предлагаемая США модель глобализации экономики - это тоже товар на экспорт. Ведь по отношению к своим внутренним рынкам американцы ведут жесткую протекционистскую политику. На Конференции ООН в Рио-де-Жанейро (1992) президент США Буш-старший, призывая всех к повышению роли государственного управления в экологической сфере, выступил в то же время против принятия ряда конструктивных решений по охране живой природы и, в частности, не пожелал поддержать документы, направленные на снижение потребления энергоресурсов развитыми странами и сохранение естественного генофонда живых ресурсов в слаборазвитых странах. Мировым сообществом это было расценено как давление на Буша не только со стороны транснациональных нефтяных корпораций и компаний, но и корпораций, занятых разработкой биотехнологий. США заявили, что они сосредоточат усилия на защите интеллектуальной собственности при создании биотехнологий американскими компаниями. Что же до финансового обеспечения систем защиты генетических ресурсов - то это личное дело каждой страны, хотя при быстрорастущем внешнем долге и бедности развивающимся странам сложно накопить экономический капитал, необходимый для сохранения генетических ресурсов и ужесточения контроля за вывозом его за рубеж в целях создания тех же биотехнологий. Оказав беспрецедентное давление на мировое сообщество, США в очередной раз подтвердили порочную истину, что власть денег превыше всего. По сравнению с нею даже значительный моральный и политический урон, который понесли США из-за оппозиции мировому сообществу по ключевым вопросам охраны природы, - ничто.

События последних лет показали, что, похоже, сбываются предостережения, высказанные в дискуссиях в Рио бывшим министром финансов Пакистана Мубабом Уль Хаком о том, что если не будет решен вопрос удовлетворения базовых потребностей населения во всех странах мира и если человечество не выработает политику обеспечения большего равенства в отношениях между странами, то эпоха "холодных войн" может стать прологом к войнам между бедными и богатыми странами [цит. по: Коптюг, 1992].

На уровне официальных взаимоотношений доктрина глобального сознания формируется в рамках концепции устойчивого развития. Говоря об этом, обычно отталкиваются от той характеристики, которую дала этому понятию в докладе "Наше общее будущее" Гру Харлем Брундтланд при подготовке документов к Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро. По ее определению, устойчивое развитие - это такое движение вперед, при котором удовлетворение жизненных потребностей нынешнего поколения не лишает будущие поколения людей аналогичных возможностей ^*. Трактовка бесспорно привлекательна с эмоциональной точки зрения, но чрезмерно абстрактна для принятия решений на практике. Расплывчатость понятия оставляет много лазеек для ложных посылов, поскольку основным объектом новых глобальных отношений являются богатства природы, имеющие национальную привязку. Поэтому заявления о том, что природа едина, неделима и не знает границ, будут способствовать выработке общих принципов охраны окружающей среды только в том случае, если при этом не будут ущемляться экономические интересы сырьевых стран. В отсутствии доверия у стран друг к другу по поводу использования богатств природы экологические проблемы не решить.

К сожалению, на конференции ООН в Рио формула справедливых и доверительных отношений в сфере природопользования между странами не была предложена, хотя только таким способом можно обеспечить переход от эмоционально окрашенной озабоченности общей бедой к реальным делам. Юридически оформить и перейти на практике к таким отношениям чрезвычайно сложно, поскольку на создание нового типа сырьевого колониализма за счет чрезмерной эксплуатации и обесценивания "труда" природы экономическая мысль, щедро оплачиваемая сырьевыми спекулянтами, работает с момента воцарения неоклассической теории, т. е. на протяжении целого столетия.

Страны, исчерпавшие запасы собственного сырья, всеми силами будут стараться удерживать на мировых рынках низкий уровень цен на сырье чужое. Это позволяет им увеличивать национальное богатство за счет интеллектуальной ренты (правильнее сказать, квазиренты от ноу-хау), создаваемой во многом благодаря "утечке мозгов". По расчетам аналитиков, темпы роста ее за последние десятилетия намного обгоняют темпы роста природно-ресурсной ренты, а динамика роста цен на машины и технику превышает таковую на сырье, включая цены на нефть, руду, лес, генетические ресурсы живой природы и т. д. В настоящее время в ценах наукоемких товаров (компьютерная, лазерная, видео и т. п. техника, продукты, полученные с использованием биотехнологий и т.д.) на интеллектуальную ренту приходится до 50-70%. Число стран, живущих за счет этого вида доходов, увеличивается. Классический пример таких стран - Япония. Те же, кто замыкается только на сырье, живут за счет неадекватного обмена ренты от природных ресурсов на ренту интеллектуальную [Глазьев, 2000]. Более того, допуская "утечку мозгов" за рубеж, сырьевые страны теряют последнюю надежду на генерацию идей по защите своих экономических интересов.

В условиях намеренно заниженных оценок "труда" природы тезис "загрязнитель платит", принятый как главный принцип взаимоотношений человека с природой после Стокгольмской Конференции ООН, оказывается малоэффективным. Человек, насквозь пропитанный психологией потребления, пытается и ущерб окружающей среде свести к ценам потребительского рынка, где "труд" природы оценивается на уровне труда рабов. Причины того, что в принятой ныне методологии оценки ущерба нет рентной составляющей, лежат на поверхности. В силу этого наивно полагать, что политики развитых стран по собственной инициативе пойдут на снижение уровня жизни своего народа даже ради спасения общей биосферы. Скорее наоборот, они будут и далее фарисействовать и изобретать механизмы сохранения сложившегося неравенства в общении с природой как между странами, так и у разных слоев населения в собственных странах.

Поэтому для изыскания источников устойчивого поступления финансовых средств на охрану природы уровень природно-ресурсной ренты должен стать сопоставимым с интеллектуальной. Только в случае, если за каждый элемент окружающей среды будет взиматься полновесная плата, система рыночных отношений может привести к оптимальному сочетанию способов и средств рационального использования ресурсов природы. Однако без принятия действий регулирующего (нерыночного) характера наивно надеяться на то, что цены свободного рынка сами установят достаточный уровень экологической компоненты.

Люди слишком долго жили иллюзиями, что их труд стоит дороже труда Создателя, забыв о том, что в природе самоценен каждый элемент вне зависимости от того, полезен он для человека или нет. Человеку пока не дано постичь Божий промысел. Не только живые, но и многие другие элементы природы имеют ценность выше той, которую дает им самонадеянный человек. Ведь утрата видов, считающихся в глазах человека бесполезными, ведет к исчезновению ресурсов, представляющих для него ценность чрезвычайно высокую, причем не только в потребительском качестве, но и в плане устойчивой жизнедеятельности. Поэтому природу следует рассматривать как иерархию ценностей, объединенных в некое одушевленное единство, в котором ни один живой организм не обладает преимущественным правом на жизнь за счет другого. При таком подходе возникает проблема сохранения ресурсов, которые не могут оцениваться с точки зрения непосредственной полезности их для человека. Охрана этих лишенных потребительской ценности элементов также требует значительных финансовых издержек, уровень которых не может быть определен на основе свободной рыночной конкуренции. Отсюда следует, что для спасения природы при использовании ее ресурсов рыночные мотивации должны быть дополнены иными.

Благополучие человечества не должно зависеть от сиюминутных выгод и других прихотей частных лиц, которые благодаря идеологии монетаризма позволяют себе игнорировать потребности природы и интересы грядущих поколений. Чтобы как-то сдержать победное шествие психологии потребления, в концепции устойчивого развития в качестве основного принят постулат, что удовлетворение базовых потребностей человека не должно выходить за рамки экологической емкости биосферы. Это правильно. И все же надежды на выживание будут пребывать на зыбкой почве до тех пор, пока психологию потребления в обществе окончательно не сменят отношения социоприродной направленности.

Именно в создании идеологии таких отношений весомое слово и должна сказать Россия. Но это выполнимо только в том случае, если до ее общественности и прежде всего творческой интеллигенции дойдет смысл предупреждений Рикардо о том, что даже такие распространенные естественные факторы, как "воздух, вода, упругость пара и давление атмосферы", когда начинает ощущаться их дефицит и когда они обращаются в собственность, могут приносить ренту собственникам ^*.

Лишь когда большинство людей будут иметь представление о роли природных богатств в системе национальных активов и источниках огромных состояний, сколоченных на приватизации "труда" природы, политики вынуждены будут создать правовой заслон на пути ограбления народа как собственными олигархами, так и международными искателями ресурсной ренты.

Современный мир испытывает не только нехватку энергоресурсов и минерального сырья. В некоторых странах уже ощущается острый дефицит пресной воды, лесных и генетических ресурсов. Увеличивается спрос на нетронутые красоты природы. А наши чиновники, движимые корыстными побуждениями, спешат по символическим ценам продать драгоценные камни, селекционную молодь высокоценных деликатесных рыб (над улучшением потребительских качеств которых трудилось не одно поколение ученых), саженцы сибирского кедра, лиственницы и другие уникальные генетические ресурсы, сохранившиеся только в природном комплексе России. Своими действиями они наносят значительный ущерб казне и лишают государство средств на финансирование образования, культуры, экологических мероприятий. Поэтому сегодня, как никогда, резонен вопрос, казавшийся до недавнего времени бессмысленным и даже циничным: а сколько же стоят воды Байкала, Ладоги, запасы подземных вод. Оттого, что общество не знает ответа на него, и стало возможным столь бесцеремонное отношение к богатствам природы.

Наши леса, земля, ресурсы животного мира, включая рыбные запасы, генетические ресурсы стали разменной монетой в руках отечественных олигархов и мировой финансовой элиты, обсуждающей экологические проблемы рекламы ради в салонах Давоса. Хотя именно с подачи и при одобрении давосских завсегдатаев российские либералы, объявив главной целью реформ - пройти "точку возврата", после которой уже невозможна реставрация плановой системы [Гайдар, 1992], нанесли удар по образованию, научным школам, преемственности знаний, т. е. всему тому, на чем держится культура, традиции и национальное самосознание. Они всеми силами стараются превратить людей в "Иванов, родства не помнящих", поскольку впавших в амнезию и рабов легче грабить.

Но рабы и малообразованные люди не способны защитить окружающую среду. Ведь система охраны природы достаточно наукоемка. Наряду со значительными расходами на технологические элементы она требует определенных затрат и на формирование духовно-нравственных основ общества. И хотя культурно-образовательная составляющая этой системы требует меньших издержек, чем техническая, она не сформируется на коммерческой основе без финансовой помощи государства. Средства же на приобщение людей к знаниям и на многое другое может дать только сама природа, если ее "труд" будет поставлен на службу обществу, а не олигархам.

Многие исследователи, занятые проблемой устойчивого развития, считают, что Россия не сможет сделать экономику устойчивой, если не будет обходиться собственными продовольственными, энергетическими и природными ресурсами [Агафонов, Исляев, 1995].

Это требует особого подхода к формированию общероссийского рынка сырьевых товаров и взаимоотношениям регионов в качестве хозяйствующих субъектов, а также более высокого уровня государственного вмешательства (включая и ценообразование) в управление экономикой по сравнению со странами развитой рыночной экономики.

Соглашаясь с приведенным мнением, автор полагает, что для повышения устойчивости экономики следует прежде всего выправить нарушенный паритет цен на сырье, который в последние годы складывался не в пользу живых ресурсов. Государство, начав реформы и взяв на вооружение тезис, что рынок сам установит справедливый паритет цен, не позаботилось об обеспечении равных стартовых возможностей для эволюционного становления рыночных отношений во всех сырьевых отраслях. Но стихийное сближение цен внутреннего и мирового рынка посредством эквивалентного выравнивания цен на все товары через цены на энергоносители и топливо привело к неоправданному росту цен в других сырьевых отраслях (рыболовство, лесозаготовки, сельское хозяйство), снижению их конкурентоспособности и свертыванию объемов производства. Получение явных финансовых преимуществ одних за счет других сократило внутренние ресурсы для перестройки экономики на принципах устойчивого развития.

Однако, как уже отмечалось, уровень цен на энергоносители - главный ориентир других рыночных цен - диктует не рынок, а грязная политика. Поэтому то, что выдается за свободное рыночное ценообразование, и вошло в противоречие с экологическими проблемами. Такие подходы вызвали значительный дисбаланс в системе межбюджетных отношений в России, поскольку платежи в природопользовании вводятся без увязки отраслевых и территориальных принципов, что столь важно для экономики страны таких масштабов.

Обсуждая ценностные категории и приоритеты современного рынка, уместно напомнить, что классики в качестве универсального измерителя рентных доходов принимали цены на зерно. Еще В. Петти писал, что под возделыванием зерна следует понимать возделывание всех жизненных средств в том смысле, как в "Отче наш" употребляется слово "хлеб" [Петти, 1993]. Рикардо также вел исчисление ренты с ориентацией на цены хлебного рынка. Вопрос о едином измерителе для расчета природно-ресурсной ренты в теории возникал и возникает с завидным постоянством. Представляется, что в мире, где не устранена угроза смерти от голода, нельзя равнодушно созерцать то, как судьбу голодных людей и живой природы решают нефтяные короли. Пока сохраняется подобное положение дел, ни природе, ни подавляющему большинству людей ничего хорошего ожидать не приходится.

Так почему бы сырьевым странам с разнообразным природно-ресурсным потенциалом не поменять вектор рыночных приоритетов и не принять взамен энергоносителей иные ориентиры для выравнивания цен на товары? Другими словами, почему бы не сделать хлеб, лес, ресурсы флоры и фауны, генетические ресурсы, запасы пресной воды и, наконец, саму землю существительными, а газ и нефть - прилагательными? Такой подход более всего соответствует формуле финансового обеспечения проблемы наполнения продовольственной, социальной и экологической "корзин" в устойчивой экономике, поиском которой занято мировое сообщество.

В своей истории Россия всегда оказывала помощь бедным и слабым. И сегодня, спасая себя от полного разорения, она может сформулировать новые подходы к доктрине устойчивого развития и своим примером помочь другим сырьевым странам занять в будущем мире более почетное место, нежели удовлетворение чрезмерных потребительских амбиций стран "золотого миллиарда". Пора заявить во весь голос, что нерегулируемый рынок не способен воплотить в жизнь справедливые отношения, как не способен отвратить экологическую угрозу. Для устранения экологической опасности должна быть изменена оценочная парадигма ресурсов природы.

Россия, еще не утратившая полностью знания о методах формирования стартовых цен на природное сырье с использованием балансовых расчетов, долгосрочных прогнозов и оптимизационных моделей, должна предложить миру алгоритм перехода к устойчивому обществу на основе ценового регулирования. Цены на сырье, сформированные с учетом защиты национальных интересов и включающие полновесную экологическую компоненту, и должны стать исходным уровнем ставок за право пользования общими ресурсами. Окончательный уровень платежей должен определяться на открытых рыночных торгах на конкурсной основе.

Тенденции становления доктрины устойчивого развития таковы, что все меньше остается сомнений в том, что со временем мировое сообщество будет вынуждено заняться ценовым (стоимостным) зонированием естественных экосистем в глобальных масштабах. Это необходимо в целях обеспечения компенсационных взаиморасчетов между странами от причинения ущерба окружающей среде трансграничными переносами загрязняющих веществ [Донченко, 1995; Кондратьев и др., 1996]. Обсуждается и проблема оплаты права пользования ресурсами открытых участков Мирового океана и другими глобальными ресурсами [Робертсон, 1999]. Ведется поиск методов более полного отражения экологической компоненты в ценах на сырье. По вполне понятным геополитическим мотивам, в разработке методологии стоимостных оценок глобальных ресурсов и формировании правил установления платежей за них России было бы правильнее лидировать, а не отставать. Так что во имя общего спасения властям следует снять запрет на обсуждение возможностей регулирования цен в природопользовании, поскольку в арсенале экономических теорий пока нет лучших способов для решения перечисленных проблем, чем ценовое регулирование. Имея солидный опыт в данной сфере экономики, Россия может предложить миру свое видение ответа на вопрос, как обеспечить оптимальное сочетание рыночных и административных методов установления цен на сырье.

Пора избавиться от теоретической закомплексованности и понять, что, даже строя глобальную экономику, мир не живет по стандартам английской или американской экономической школы. Европа, судя по всему, не собирается отказываться от особенностей европейского менталитета в пользу американского. До сих пор продолжают существовать немецкие, австрийские, швейцарские, французские экономические школы. То, что называют японским или китайским экономическим чудом, приводящим в изумление приверженцев англоязычных теорий, говорит о самобытности применения экономических знаний в этих странах и свидетельствует о том, что каждая из них, воспринимая проверенные практикой идеи, все же пытается внести свой вклад в становление экономической теории.

История развития экономической мысли, пишет М. Блауг, предоставляет множество неопровержимых фактов о том, что ограничение экономической жизни рамками единственной теоретической школы или системы взглядов не способствует процветанию. Ученый, лучше других знакомый с исследуемым предметом, сделал принципиально важный для обсуждаемой темы вывод: "никакие предположения об экономическом поведении не являются абсолютно верными, и никакие теоретические заключения не являются действительными на все времена и повсеместно". А потому объем приемлемых экономических знаний должен охватывать все теории, которые еще не опровергнуты [Блауг, 1994: 3].

Следует прислушаться к мнению признанного в мире экономиста и вернуться к своим корням. Ведь то, что Россия на протяжении стольких лет не может справиться с экономическим кризисом, свидетельствует о том, что ее поразил в придачу ко всем бедам и кризис идей. Не преодолев его, она не справится ни с экономическим, ни с экологическим кризисами. Не спасут ее и богатые люди, стоящие у власти, как то внушается в ходе реформ. Надежды на спасение России, как всегда было в ее истории, следует связывать с людьми творческими, интеллигентными и духовными, больше думающими об общем благе, нежели о собственном кармане. Поэтому путь к истинно цивилизованным отношениям для нее должен начаться с обретения каждым гражданином права на получение качественного бесплатного (включая и высшее, если претендент продемонстрирует способности к этому) образования.

В ходе реформ сделано много ошибок. С каждым днем все более очевидной становится необходимость их исправления. Великий Цицерон утверждал, что "каждому человеку свойственно ошибаться, но никому, кроме глупых, не свойственно упорствовать в своей ошибке". Так не стоит давать повода для того, чтобы нас принимали за глупых. Не стоит жалеть ни сил, ни средств на создание российской экономической школы в эпоху, когда речь идет о финансовых войнах. Не сделав прорыва в этом плане, Россия останется на задворках истории.

Это тем более важно, так как именно идейного прорыва ждут от России люди, исповедующие необходимость воплощения в мире более справедливых отношений. Ради достижения этой высокой цели они ищут контактов с российскими политиками и учеными. По крайней мере такими мотивами руководствуются зарубежные авторы настоящей монографии и те ученые, которые обратились с открытым письмом к М. С. Горбачеву в начале перестройки (см. приложение). Хочется верить, что их надежды не будут напрасными.

Доводы противников перехода к рентоориентированной системе налогов чаще всего сводятся к тому, что на практике возникнут непреодолимые сложности с исчислением рентных платежей. К таким заявлениям побуждают леность и своекорыстные мотивы. С этим нельзя смириться, поскольку, в отличие от времени классиков, в век информационно-аналитических технологий нет ни организационных, ни технических препятствий к тому, чтобы наладить кадастровый учет и динамическую стоимостную оценку природных богатств по мировой и внутренней конъюнктуре цен, сделать систему контроля за использованием ресурсов прозрачной и тем самым устранить многие сложности на пути выхода теории ренты в практику. Решив задачу, ответ на которую Россия знает лучше Запада, она тем самым подаст пример, как благодаря социализации природно-ресурсной ренты можно жить в согласии с природой в социально благополучном обществе.

В России широко распространено мнение, что ее "удел - незримо возрождаться в зримом умирании". Народ истосковался по добрым делам и готов поддержать в этом власть. Со дна той пропасти, где усилиями младореформаторов оказалась Россия, слишком сложно подняться. Сделать это можно, только поверив в будущее, где нынешнему поколению, его детям и внукам найдется достойное место, и почувствовав, что у каждого - вне зависимости от толщины его кошелька - есть Родина, которой он не безразличен и которая на его любовь отвечает материнской заботой.

^* В свое время Англия, прислушавшись к советам Рикардо, стала "мастерской мира", работающей на завозном дешевом сырье и продовольствии (см. гл. 2 кн. III).