Глава 4

Старпом рыбопромысловой базы "Восток" Виктор Шпульников с самого утра беспокойно поглядывал на небо, не веря обещанной синоптиками хорошей погоде, и ожидая от небесной канцелярии какого-нибудь подвоха. Шпульников все чаще спускался с мостика на пятую палубу, и каждый раз, свесившись через перила ограждения, пристально осматривал соединявшие судно с берегом толстые канаты - швартовые концы, отмечая натяжение и равномерность работы каждого из них. Не дай бог, если натяжение станет неравномерным, и на какой-либо швартов придется непомерная нагрузка. Канат толщиной в руку порвется как нитка, увеличив нагрузку на остальные "концы". И пошло-поехало.

Морской волк Шпульников беспокоился, как оказалось, не зря. После обеда ветер разыгрался не на шутку, и мало того, что заметно усилился, так еще и вероломно поменял направление, и теперь дул в сторону моря. У моряков такой ветер называется "отжимной". Стихия будто прослышала про скорый выход "Востока" в очередной промысловый рейс, и со всей искренностью и силой хотела помочь базе оторваться от мрачного бетонного причала, и выйти на простор. Туда, где можно развернуться во всю мощь и удаль, где морская гладь простирается от горизонта до горизонта, где солнце во сто крат теплей, а вечерний шелест волн во столько же крат романтичней. Стихия будто норовила убедить белоснежный после заводского ремонта "Восток", что большому кораблю - большое плавание, что базе с экипажем шестьсот с лишним человек и водоизмещением сорок четыре тысячи тонн не гоже по пять месяцев простаивать в порту, а давно пора рассекать океанские глади. Но "Восток" с этими доводами не соглашался, и хотя подставлял ветру свой правый борт высотой с пятиэтажный дом и парусностью намного большей, чем у "Крузенштерна" и "Седова", но от берега отрываться не спешил и не желал. "Восток" демонстрировал неразрывное единство со своим экипажем, а экипаж в море не рвался. Родной берег не идет ни в какое сравнение с дальними морями-океанами, тем паче с чужеземными берегами, и всегда самый желанный, самый приветливый. Уходить от родного берега непросто, и хотя моряки уходили, то преисполненные надеждой через семь месяцев снова вернуться к знакомому бетонному причалу. Недаром говорят: чем дольше разлука, тем радостней встреча.

Ветер, между тем, не думал стихать, и в борт "Востока" бился с прежним упорством и силой, старпом Шпульников все чаще смотрел на швартовы, желая видеть картину самолично, и на часы. До конца рабочего дня оставалось чуть больше часа, после пяти вечера основная часть экипажа разъедется по домам, и на борту останется лишь вахта. Вот тогда и надо будет завести дополнительные швартовы, и подтянуть остальные. Добавить два "конца" в носовой части, один прижимной в середине, и один на корме. В половине пятого Шпульников в очередной раз глянул на судовые часы, благо они висели в ходовой рубке почти перед глазами, и повернулся к вахтенному штурману.

- Вызови боцмана и Пищулина.

Вахтенный штурман - четвертый помощник капитана Василий Олейник - протянул руку к спикеру. Через секунду по судну разнеслось:

- Внимание экипажа! Боцману Литвиненко и командиру группы захвата Пищулину срочно прибыть на мостик! Повторяю…

Усиленный микрофонами спикер еще раз разнес звонкий голос штурмана по всем каютам и закуткам базы. Шпульников улыбнулся. Никакой группы захвата на судне не было, была обычная ремонтная бригада из шести человек под руководством Виктора Пищулина. Бригаду перед прошлым рейсом создал сам Шпульников с заданием прозаическим, но очень ответственным: защитить судно от ржавчины. Другими словами - грунтовка, покраска, потом снова грунтовка по новому кругу, снова покраска, и так все семь месяцев рейса. Судовые маляра, короче. В рейсе остряки переименовали бригаду в группу захвата, бригадир Пищулин стал почетным коммандос покруче Шварценеггера, а на мирной рыбопромысловой базе, где самым грозным оружием были три пневматических винтовки, появилось грозное подразделение. Не слабее натовских морских котиков.

Первым на мостик поднялся Пищулин. Это был средних лет дородный круглощекий мужчина с солидным животиком, не мешавшим, однако, передвигаться с приличной быстротой, и на протяжении всего рабочего дня сохранять завидную активность и работоспособность. Еще одним достоянием коммандос была открытая добродушная улыбка, гармонирующая с крепкими круглыми щеками, и сразу вызывающая доверие.

Проходя мимо четвертого штурмана, Пищулин кинул задорно:

- Как жизнь молодая, сынуля?

Была такая привычка у бригадира - величать молодых моряков сынулями. Уважительно, по-отечески, непременно с улыбкой, и молодежь никогда не обижалась. Штурман улыбнулся:

- Нормально, Виктор Васильич.

И многозначительно повел глазами на старпома. Намекал, что у самого Пищулина дела не ахти, что после работы его ожидает не поездка домой, а швартовка, своего рода небольшие, но ответственные и трудоемкие маневры. Швартовка может затянуться не на один час. Пищулин продолжал улыбаться, к задержкам на судне после рабочего дня он давно привык.

- Надо будет задержаться на час-другой, завести дополнительные "концы", - сказал Шпульников. - Дело к вечеру, ветер крепчает, и кто его знает, что будет ночью. Предупреди своих орлов, чтоб не разбежались раньше времени. Или уже разбежались?

Улыбка на круглом лице Пищулина стала еще шире. В своих орлах он был уверен как в самом себе, ребята если иногда и покидали борт раньше времени, то только с его личного разрешения, поэтому вопрос старпома походил на шутку.

- Мои все на местах, Виктор Алексеич, - заверил он старпома, и блеснул осведомленностью: - Они уже в курсе дела.

Белобрысые брови старпома изумленно приподнялись.

- Откуда? - и пошутил: - Вот что значит спецгруппа, не успеешь подумать, а они уже все знают. Кругом одни Джеймс Бонды, а не моряки.

Пищулин засмеялся, довольный. Бонды не Бонды, а наблюдательностью не обделены, и догадливостью тоже. Приметили, как старпом несколько раз спускался вниз, осматривая швартовые, и выводы сделали правильные. Не очень, правда, утешительные для себя. Кому после рабочего дня охота таскать неподъемные от воды швартовые концы, вместо того, чтобы в это время безмятежно потягивать пиво в баре в Черноморке. В рейсе пива не будет, а береговых запасов надолго не хватит.

Литвиненко появился через минуту после Пищулина, вначале на мостике послышался громоподобный бас, будто специально подаренный боцману природой вместо рупора, а потом уже появился его обладатель. Металлический был у Литвиненко голос, и даже в спокойной интонации доносился с носовой палубы почти до кормы, а уж если Литвиненко переходил на всем хорошо понятный "боцманский" язык, то впору закрывать уши. Многие женщины так и делали. Между прочим, в процентном отношении представительницы прекрасного пола составляли пятую часть экипажа, и общей картины на рыбопромысловой базе не портили. Правда, некоторые недальновидные и неосторожные особи мужского пола ехидничали по этому поводу, утверждая, что на флоте нет женщин, а есть только моряки, но ехидничали в основном перед выходом в рейс, а спустя месяц-другой коренным образом меняли свое мнение, и смотрели на коллег в женском одеянии совсем другими глазами. Мужскими. И замечали в них не только коллег. Запоздало, правда, потому что сложившиеся перед рейсом пары измен не допускали, и сохранялись до самого возвращения домой.

Литвиненко будто слышал хвалебные слова Пищулина и, будто не желая уступать в осведомленности о предстоящей работе, едва переступив комингс, пробубнил:

- Швартовка, Виктор Алексеич?

- Она самая, - подтвердил старпом. - Предупреди ребят. Готовь, Валерий Иваныч, два дополнительных конца на баке, и один на корме.

Боцман заскреб пятерней по затылку, просчитывая и прикидывая наличность свободных швартовых концов, и заверил:

- Будет сделано. Во сколько начинаем?

Шпульников зыркнул на часы.

- Через полчаса, сразу по окончании смены. Подождем, пусть экипаж покинет борт, так спокойней.

Боцман решение старпома нашел логичным и правильным. Швартовая операция - дело непростое, а ответственное и очень опасное, при швартовке поджимаемый капроновый конец вытягивается как резина, увеличиваясь на треть своей длины, и не дай бог, если такой жгут толщиной в руку разорвется. И упаси господь оказаться в зоне действия этого страшного удара. Костей не соберешь. Боцман свое мнение резюмировал коротко и доходчиво:

- Меньше народу - больше кислороду. - Повернулся к вахтенному штурману. - Василек, вызови боцкоманду на полубак. В полном составе.

Василек не заставил себя ждать, обрадовавшись возможности лишний раз напомнить о себе экипажу. Через секунду по базе звонко неслось:

- Внимание экипажа! Боцманской команде в полном составе прибыть на бак! Спецгруппе Пищулина прибыть на корму! Повторяю…

Вахтенный повторил распоряжение, и с заметным сожалением повесил спикер на место, в ожидании новых объявлений. Они наверняка последуют, потому что до конца рабочей смены оставалось еще больше двадцати минут. Шпульников вышел на правое крыло мостика, откуда открывался великолепный обзор не только причала, а всего грузового района порта. По соседству с "Востоком" стояли два рыбопромысловых судна - впереди супертраулер "Капитан Пургин", сзади, за кормой, траулер "Апшерон". Супертраулер недавно вернулся из рейса, и сейчас стоял под выгрузкой. Стрела крана двигалась то к его борту, вытягивая из трюма упаковки мороженой рыбы, то в сторону берега, бережно перенося груз на площадку перед вагоном. Возле "Апшерона" никакого движения не наблюдалось, никаких работ не велось, он стоял у причала в ожидании очереди на докование. Со стороны "холодильника" доносились звуки машин, голоса докеров, на судне впереди "Капитана Пургина" звучало объявление, усиленное "матюгальником", сновали разномастно одетые люди, одни спеша куда-то, другие никуда неторопясь. Погрузо-разгрузочный район Ильичевского морского рыбного порта жил своей обычной будничной жизнью, и не обращал внимания на свалившуюся на старшего помощника "Востока" неожиданную проблему. Собственно, никакой проблемы не было. Подумаешь, проблема. Проблема начинается тогда, когда в порт заглядывают ураганы, норовя, кажется, повалить наземь краны, останавливая все работы, срывая все графики, и великодушно оставляя персоналу порта лишь одну возможность поработать - подсчитать убытки, и прикинуть, как наверстать потом упущенное. А завести на базе три дополнительных швартовых конца - разве это проблема? Тем более для опытных моряков.

Слева от "Востока" простиралась бухта, на противоположном берегу которой располагалось ведомство Черноморского морского торгового флота, там у причалов теснились сухогрузы, там тоже кипела работа. Немного дальше от берега начинался собственной персоной, высился многоэтажками славный город Ильичевск, порт приписки "Востока", и родной город старпома Виктора Шпульникова. Бывшего москвича, связавшего судьбу с дальними морями-океанами, и поменявшего столичное жилье на квартиру возле самого Черного моря.

- Судовое время семнадцать ноль-ноль! - четвертый штурман все-таки дождался возможности огласить судно и причал своим звонким голосом. - Закончить судовые работы! Швартовым командам занять места согласно расписанию!

Шпульников усмехнулся. Таким объявлением можно напугать, кое-кто может подумать, что база выходит в море. Старпом глянул вниз, по трапу дружной вереницей спускались на берег члены экипажа, в чей рабочий распорядок ветер не внес никаких корректировок. Через пять минут на судне останутся лишь вахтенные, а еще через час борт покинут и швартовщики. Если, тьфу-тьфу, все пройдет без накладок. А ветер усилился, его порывы стали и резче, напористей, и продолжительней по времени. Кажется, стихия заметила хлопоты моряков, и уступать не собиралась. Беспокоило то, что полоска воды между кормой и причалом стала заметно шире, чем час назад, и свидетельствовала, что ветер все-таки добился своего, и хоть на немного, но отодвинул базу от берега. Пожалуй, при таком ветре не обойтись без подруливающего устройства, одними шпилями-лебедками не справиться. Свесившись через планшир, старпом видел, как с кормы пролетела "выброска", подхваченная на причале моряками, и следом за тонким шнуром на берег поползла капроновая толщь швартового конца. Через минуту …. была накинута на причальную тумбу. Один из моряков взмахнул рукой, крикнул на корму:

- Вира!

Сквозь всполохи ветра послышалось натужное визжание лебедки, швартов выпрямился, напрягся, сбрасывая густые брызги воды, и натянулся струной. Шпульников внимательно уставился на водную полоску на корме, на кормовые швартовы, пытаясь определить, насколько с помощью дополнительного каната удалось придвинуть громадину "Востока" к берегу. И удалось ли вообще. Судя по прежнему натяжению соседних канатов, не удалось. Махина "Востока" замерла на одном месте, раздумывая, куда податься, к берегу или все-таки в море, и не шла ни на какие компромиссы. Как застыла на одном расстоянии от причальной стенки, так и стояла. Лебедка на корме снова зажужжала изо всех сил, канат натянулся еще больше, но дальше этого дело не пошло. И, скорее всего, не пойдет. Шпульников взялся за рацию, щелкнул кнопкой:

- Корма - мостику! Что там у вас, Васильич?

Рация заскрипела, засвистела, заскрежетала, будто норовя многообразием звуков скрыть недовольный голос Пищулина.

- Очень сильный отжимной ветер, Виктор Алексеич, - доложил бригадир, - пока ничего не получается. Сейчас закрепим этот конец, подтянем по очереди остальные, может, тогда подожмемся немного. А что на баке?

На баке в этот момент подали на берег оба дополнительных швартова, но этим и ограничились. Ждали, когда коллеги прижмут корму к берегу, чтобы уже потом основательно закрепиться самим. Старпом снова припал к рации.

- Пока ничего не предпринимайте, подождите минут десять. Я сейчас запрошу машинное отделение, попрошу дать питание на подруливающее устройство, и если механики дадут "добро", тогда и подожмемся.

- Все ясно, - послышалось в рации. - Ждем, курим.

Действительно, теперь можно перекурить, немного расслабиться. Хорошо, если старпому удастся договориться с "мотылями", подруливающее устройство намного облегчит швартовку. Мощный винт не сравнить с лебедками, он быстро поставит базу на место, накрепко прижмет к берегу, а морякам останется лишь подобрать и закрепить швартовы. Дешево и сердито. Главное, швартовка не затянется надолго.

Механики не стали препятствовать, и хотя просьба старпома влекла за собой непредвиденные хлопоты, связанные с запуском дополнительного вспомогательного двигателя, все же дали "добро". Попросили, правда, четверть часа подождать. Шпульников так и рассчитывал. Передал швартовщикам:

- На юте! Машина дала "добро", через пятнадцать минут начнем.

- Ясно, - с нескрываемым удовлетворением отозвался Пищулин, и пошутил: - Значит, еще успеем в Черноморке попить пива.

Очень даже понятное желание, перед длительным рейсом побаловать себя кружкой-другой пива и в непринужденной обстановке потолковать о жизни. Святое дело. Будь такая возможность, старпом тоже рванул бы на берег, домой, к семье, не преминув по пути заглянуть в пивбар. Но сегодня с домом не получится, сегодня старпом остается на судне за старшего. До утра, пока не прибудет капитан-директор.

Затрезвонивший в рубке телефон отвлек от "береговых" мыслей, старпом поначалу даже подумал, что звонит жена. Звонили из машинного отделения.

- Виктор Алексееич, - торжественно поведал Василий. - Машина дала "добро".

Шпульников усмехнулся:

- Ты как красноармеец Сухов, тому тоже давали "добро". Только не машина, а таможня. Видел такой фильм?

"Белое солнце пустыни" Василек видел, и не один раз, так что крылатое выражение "таможня дает добро" помнил хорошо. И таможенника Верещагина тоже. Настоящий мужик. Жаль, погиб.

- На юте! - Шпульников по-прежнему обращался к спецгруппе, будто начисто забыв про боцкоманду. - Включаю подруливающее. Будьте на товсь!

- Ясно, - в третий раз отозвался Пищулин. - Готовы. Ждем.

"Это хорошо, если готовы", - подумал про себя Шпульников, и коротко бросил в открытую дверь рубки:

- Подруливающее - на одно деление вправо!

- Есть, на одно деление вправо! - повторил четвертый штурман, медленно переводя рукоять вправо. На одно деление, как и велено. Старпом облокотился о планшир, всматриваясь на корму. Никаких подвижек пока не наблюдалось, махина как стояла, так и продолжала стоять, и о возвращении к берегу не помышляла. О включенном подруливающем устройстве свидетельствовала лишь немного возросшая вибрация судна, старпом чувствовал это даже по планширу, слегка вздрагивающему в такт вращавшемуся под толщей воды винту. Кажется, ветер тоже понимал распоряжения старпома и угадывал намерения экипажа, поэтому всеми силами препятствовал их воплощению. Напрасно, конечно. Экипаж "Востока" за десять лет скитаний по морям-океанам бывал в таких крутых переделках, что врагу не пожелаешь, на "Востоке" не моряки, а морские волки, у всех задницы в ракушках. И что для них какой-то ветер, разыгравшийся возле причала? Это даже не смешно. С одной стороны, перед выходом в открытый океан небольшой авральчик не помешает, только зря это, это ведь не шторм, даже не волнение на море, а простой шелест. Никакого адреналина в кровь. Единственное, что добилась стихия, так это испортила вечер. И все.

- На два деления вправо!

- Есть, на два деления вправо! - звонко отозвался Василек.

И не только Василек. Кажется, "Восток" тоже наконец-то отозвался на распоряжение старпома, корма неохотно, медленно, но заметно даже для глаза, поползла к причалу. Полоска воды между бортом и стенкой заметно уменьшилась, еще минуту-другую такого движения, и корма вплотную прижмется к кранцам. На подбор швартов уйдет минут пятнадцать-двадцать, и все, можно быть спокойным, и все свободны до завтрашнего утра.

- На юте! Выбирайте помалу прижимной конец! На баке! Будьте готовы, и как только корма станет на место, крепите носовые!

- Есть! - отозвался боцман, и непонятно было, то ли рация усилила громоподобный голос, то ли он звучал вживую, разносясь чуть ли не по всему порту.

На корме в это время случилась какая-то заминка. Старпом видел, как матрос Арнаутов, наблюдающий за натяжением швартова, вдруг резко обернулся, что-то крикнул товарищам, и призывно замахал рукой. Через секунду вся спецгруппа, включая Пищулина, сгрудилась у борта, уставившись в воду. На корме что-то произошло. Шпульников клацнул кнопкой рации.

- Что там у вас, Васильич?

Рация запищала, зашипела, и потому голос Пищулина звучал странно до неузнаваемости.

- Беда, Виктор Алексеевич… Тут кто-то попал под винт, разорвало в клочья… Обрывки подводного снаряжения, куски тела, кровь… Водолаз какой-то, похоже.

Старпом ринулся на корму, на ходу бросив четвертому штурману:

- Стоп подруливающее!

- Есть, стоп! - откликнулся Василек, но старпом уже не слышал. Старпом с завидной резвостью летел через две ступеньки по трапу на пятую палубу, к корме, подгоняемый тревожными всполохами мыслей. Кто бы это мог быть, откуда он взялся, этот водолаз? Что делал под днищем базы, тем более в районе винто-рулевой группы? С какой целью он там оказался? Не диверсант ли? В голове появилось первое значимое решение: о происшедшем нужно немедленно сообщить в милицию и в охрану порта. Вторая мысль высветила в голове фамилии "Востоковских" водолазов - Добринец, Козявкин, Шевчук, Круглов, старпом с тревогой подумал, что водолазная бригада проводила перед рейсом учения, проверяла оборудование, и вот результат. Однако такая мысль в разгоряченной голове надолго не задержалась, и улетучилась так же быстро, как и появилась. Водолазы свое оборудование давно проверили, не на глубине, правда, а в судовом бассейне, и сегодня сразу после обеда уехали домой. Их давно и след простыл. И потом, все четверо бывалые моряки, дисциплину знают и соблюдают, и без согласования со старпомом, без его разрешения на самовольство никогда не пойдут. "Восток" не детский сад, чтобы устраивать подобные шалости. И акватория морского рыбного порта не та территория, где можно устраивать подводные заплывы и заныривать под судовые днища. Прямо морские котики, еж твою за ногу. Кто же этот таинственный водолаз?

Возле трапа Шпульников, не остановившись, бросил вахтенному матросу:

- Срочно сообщи в охрану порта и в милицию о гибели водолаза!

Вахтенный оторопело уставился в широкую спину старпома. Матрос видел, что на корме образовалось столпотворение, догадывался, что там что-то произошло, но о водолазе узнал только что. И присвистнул. Ни фига себе, времена настали: водолазы появились у "Востоковского" борта… Чьи, интересно? Этого на "Востоке" пока никто не знал, и узнать, судя по изуродованному телу, плавающим у борта вперемешку с обрывками одежды и какого-то оборудования, не представлялось возможным. Тут без эксгумации не обойтись. Это была третья значимая мысль старпома, когда он обозрел место трагедии, и резонно решил, что останки понадобятся для следствия.

- Я стоял вот здесь, - рассказывал главный свидетель происшествия Алексей Арнаутов. - Стою, наблюдаю за натяжением швартова, вижу, как после включения подруливающего вода у борта забурлила, закружилась, и вдруг вроде удар какой, и на глубине вроде что-то замелькало, закрутилось… Вроде что-то попало в водоворот. Вначале я не придал этому значения, и вдруг стали всплывать какие-то ошметки, потом всплыло тело, а вода стала краснеть… Не сразу понял, что это кровь. А когда понял, позвал ребят. Вот и все.

Арнаутов старательно скрывал свое состояние, и все же в воду не смотрел, отворачиваясь от места трагедии. Впрочем, остальные моряки тоже не испытывали большого стремления любоваться страшной картиной. Ждали, что старпом предпримет, они невольно стали свидетелями трагедии, и не исключено, что на сегодня возвращение домой откладывается. Пивбар в Черноморке тем более отменяется. Старпом повернулся к Пищулину.

- Надо выловить тело и останки, пока их в море не унесло. Они понадобятся для следствия. Принесите багор, штормтрап вооружите. Ну, кто самый смелый?

В другой ситуации вопрос звучал бы обидно, в спецгруппе все смелые, здесь трусов нет, но в этот раз ситуация требовала не столько смелости, сколько невосприимчивости к страшной картине. Матросы смотрели друг на друга, на своего командира, предоставляя ему выбрать самого "смелого". Пищулин понимал замешательство моряков, поэтому не приказывал. Но и медлить было нельзя.

- С меня три бутылки "Старки", - пообещал Шпульников, - для снятия стресса.

Это совсем другое дело! Матросы оживились. Обещанный приз привлекал не халявой, а уважением и простотой. Старпом понятливый мужик, свойский, с таким можно ходить в рейс. Первым к штормтрапу, к этому моменту уже закрепленному у борта, шагнул Арнаутов.

- Где наша не пропадала! - и решительно начал спускаться к воде, где на волнах раскачивались останки человека. Крикнул снизу: - Давайте багор! И мешок какой-нибудь.

Голос матроса звучал бодро, он будто не придавал значения неординарности выпавшей на его долю работы, и тому печальному обстоятельству, что обычный джутовый мешок станет емкостью для необычного груза. Дай бог, чтоб такие хлопоты выпали в последний раз.