Глава 5РязаньСвои законные пятнадцать суток нарушитель общественного порядка Николай Лыков отбыл в родном Касимове, на малой Родине, где камера предварительного заключения хотя и ничем не отличалась от рязанской, но находилась по соседству с домом, и потому выглядела вроде просторней и теплей. К тому же приятней отрабатывать повинность в своем городе, и если уж напросился на метлу, то лучше подметать улицы касимовские, а не рязанские. Патриотические побуждения помогли арестанту преодолеть чувство стыда, когда в первый раз появился на людях с метлой в руках в компании таких же арестантов и в сопровождении сержанта милиции. Касимов городок небольшой, кругом знакомые, и неудивительно, что на второй или третий день все знали о новой специализации слесаря завода "Цветмет", причем администрация завода узнала в первую очередь. Правильно говорят: добрая слава лежит, а недобрая далеко бежит. Однако на второй день исправительных работ стыд притупился, уменьшился, а еще через день вовсе испарился, и новоявленный дворник при виде знакомых не отворачивался, не прятал лицо. Пусть видят, пусть знают, где находится Николай Лыков и чем он занят. Так решил начальник УБОПа Черенков, благодаря которому Лыков нес трудовую повинность в самых оживленных местах, и решил совершенно правильно, ибо метла была для Лыкова единственным алиби. Спасительным алиби, учитывая, кому оно предназначалось. Бандитам, вот кому. Нелюдям, отправившим десятки касимовцев в дальнюю путь-дорожку, откуда не возвращаются, ведь как уехали, так ни от кого ни одной весточки. Сгинули на веки вечные, не иначе. И он бы сгинул за компанию, если бы не Андрюха. Так что метла в руках далеко не самый плохой эпизод в трудовой биографии, радоваться надо.
Эгоистичная радость арестанта нашла подтверждение в кабинете у Черенкова, куда Лыкова после очередного трудового дня привели на допрос. Лыкову хватило беглого взгляда на стол, на котором уже были разложены листки с протоколами прошлых встреч, чтобы определить важность предстоящего разговора. Лыков не ошибся. Когда конвоир вышел, подполковник указал на стул.
- Садись, - и тут же укорил: - Загадал ты нам загадку, Лыков, каждый день что-то новое подкидываешь.
Лыков удивленно повел плечами.
- Какие загадки, Иваныч? Я два дня не был в вашем кабинете, а кроме вас ни с кем не общался и не разговаривал.
Черенков не стал возражать, как, впрочем, и соглашаться, а взял один из листков.
- Загадка в том, Лыков, что твои показания очень важные, очень серьезные, потому что правдивые, и при всем при этом без доказательств. Не аргументированные. Понимаешь? Получается так, что слышим звон, а не знаем, где он. Вот если бы твои показания дополнить парой-тройкой имен, адресов, фактов, тогда другое дело, тогда потянули бы ниточку. Неужели никого не знаешь, неужели обменял семнадцать кило золота на бумажку, и ни в чем не засомневался? Чем объяснить такое безрассудство, такую щедрость? По-моему, только тем, что подаренные неизвестному лицу золотые килограммы были не последними в твоем тайнике. А, Лыков?
Николай вздохнул, сложил на груди руки, как на исповеди, признался с горечью:
- Последние, Иваныч. Клянусь! Как отцу родному говорю, последние, и единственные. И хрен с ними, металл он и есть металл, главное, сам живой. Ребят жалко, вот что. Особенно Андрюху…
Черенков тоже вздохнул. Погладил лысину, согласился:
- Да, жалко, хотя они сами в том виноваты. Все сводится к тому, что ты прав насчет их пристанища, ни в какие теплые края наши земляки не попали, а пропали без вести. Как в войну, елки-моталки. Вот, полюбуйся, сегодня получили по линии Интерпола.
Лыков машинально потянулся к листку с информацией, присланной из таинственного Интерпола, однако убоповец по-прежнему держал листок перед собой, то ли не заметив движения собеседника, то ли проигнорировав. Скорее, второе. Правда, о содержимом листка все же поведал.
- Не уверен, что речь о наших касимовцах, но похоже на это. Очень похоже. И метод устранения, и число погибших, и время. Все сходится. Уехали за два дня до трагедии, и как раз семеро.
Лыков побледнел, облизнул губы.
- Да, семеро… А что с ними случилось, Иваныч?
Убоповец заглянул в листок, словно в шпаргалку.
- Дорожная авария. Не в России, правда, а в Польше, в высокогорном районе по дороге из Кракова в сторону Словакии. Ничего необычного, автобус сорвался в пропасть вместе с пассажирами. Взрыв, пламя, куски металла, фрагменты семи тел и пепел. И больше ничего, никаких документов, никаких вещей. Они, как думаешь?
Лыков кивнул головой.
- Они, Иваныч… А Интерпол что говорит, какие предположения высказывает?
Убоповец усмехнулся.
- Кое что высказывает. Хорошо хоть пошли навстречу, откликнулись на просьбу поделиться информацией о всех совершенных в последние две недели преступлениях или таких вот трагедиях. К сожалению, ты прав, я тоже на девяносто девять процентов уверен, что это они.
Лыков попытался отыскать причину уверенности убоповца, однако голова соображала плохо, занятая мыслью об отсутствии на месте трагедии фрагментов восьмого тела. Его тела, его фрагментов. Боже мой, невозможно представить, какой страшной участи он избежал. Умирать никому не охота, тем более в молодом возрасте, тем более вдали от Родины, такой смертью, превратившись в пепел, в пропасти… Никто не придет на могилку, не вспомнит, не помянет. Спасибо, Андрюха, век не забуду. Пусть земля будет тебе пухом.
Убоповец причины уверенности не утаил, правда, своими соображениями едва не довел земляка до инфаркта.
- Во-первых, Интерпол не установил факта пересечения группой касимовских туристов польской границы. Это о чем говорит? Правильно, о незаконном пересечении, о том, что у твоих золотых крестников есть свои люди на границе, своего рода "зеленый коридор". Во-вторых, ты не задумался об отсутствии на месте трагедии останков восьмого тела?
Лицо Лыкова по цвету сравнялось с мелом. Черенков поспешил успокоить.
- Я не о тебе, не пугайся, я о водителе. Если великолепная семерка наша, касимовская, то не на своем же транспорте они приехали в Польшу, верно? Не со своим водителем. Тем более учитывая нелегальное пересечение границы. Их не просто везли, их сопровождали на всем пути следования до Кракова, и дальше к границе со Словакией. Стало быть, водитель не заснул, не потерял сознание, а преднамеренно направил автобус в пропасть, а сам благополучно выпрыгнул. Логично? Логично.
Лыкову довод показался более чем убойным, и не подлежал обсуждению. Скорее всего, все так и было. Молча кивнул головой.
- А если логично, то эту версию примем как основную. - Черенков удивлял, вводил в растерянность своими откровениями, начальник УБОПа словно забыл, что перед ним не соратник, не коллега, а преступник, хотя и явившийся с повинной. - Чуешь, к чему клоню?
Голова Лыкова снова пришла в движение, на этот раз из стороны в сторону. Ход рассуждений подполковника оставался непонятным.
- К тому, Лыков, что золотые благодетели наверняка задались вопросом о твоем нахождении в Касимове, и непременно постараются исправить допущенную оплошность. Другими словами, переправить тебя намеченным маршрутом за кордон подальше от Касимова, и в первую очередь, подальше от милиции. Так что со дня на день жди гостей по свою душу, Лыков.
Лыков начал пунцоветь, на глазах превращаясь лицом из белого в красное.
- Иваныч, но вы же не допустите этого… Я же у вас нахожусь, Иваныч, под вашей защитой… Я же сам к вам пришел, я все рассказал...
- Что ты рассказал? Ничего ты не рассказал, больше от меня услышал, чем рассказал. Хм, рассказал он.
- Иваныч, но я вправду ничего не знаю, - взмолился Лыков, и не верить ему оснований не было. В золотых делах не говорят, а действуют. - Говорю же, о возможности слинять за границу узнал от Андрюхи, он шепнул о надежных людях, что золото можно спокойно продать прямо в Касимове, правда, вместо денег получить расписку, чтобы за кордон выехать простым туристом, а уже там стать обладателем баксов. Безо всякой нервотрепки. Я клюнул, придурок, поверил Андрюхе, карефан же. А тут еще вы с Ковалевым начали "Цветмет" трясти как грушу, как не поверить, если вся душа в пятки ушла. Выбор один: либо за границу слинять, либо на нары сесть. Кто ж знал, что есть еще один путь…
- Твои нары от тебя не уйдут, - заверил подполковник. - А вот за решение прийти к нам хвалю. Хоть и поздновато одумался, но что ж теперь пенять, теперь надо действовать, исходя из ситуации. Короче, Лыков, слушай внимательно мой расклад, и мотай на ус. Водички, может?
Лыков подвигал губами.
- Можно.
Алексей набулькал полный стакан. Подождал, пока земляк выпил, и продолжил:
- Третья твоя загадка заключается в том, что после пятнадцати суток тебя надо выпускать на свободу, иначе твои добродетели поймут истинную причину задержания, и уйдут в лежку. Дай бог, если не устранят тебя. Нам это не нужно. Но и отпускать нельзя, потому что твое участие в кражах золота тянет как минимум на червонец, и это в лучшем случае, это если на твоих руках нет крови. Не мотай головой, не мотай, вот повяжем пару твоих сообщников, и все выясним о твоей роли. Короче, предложение такое: либо обещаешь сотрудничать с нами, и послезавтра выходишь на свободу с чистой совестью, либо я завтра возбуждаю против тебя уголовное дело, и беру в разработку. Не забыл о червонце?
Лыков вместо ответа переспросил:
- А что я должен буду делать, Иваныч? В чем сотрудничать?
Черенков постучал пальцами по столу, хмыкнул носом.
- Очень просто, Лыков. Жить прежней жизнью, забыв про воровство, конечно, и обо всем интересном докладывать мне. Либо лично мне, либо подполковнику Ковалеву, и никому другому. Усек?
Лыков покосился на графин, облизнул губы.
- Усек, Иваныч…
Черенков сложил бумаги в стопку, словно намереваясь пересчитать все листки, и убрал в ящик стола.
- Правильное решение, Лыков. Насчет охраны не волнуйся, так уж и быть, пристрою по соседству пару своих людей. Но это послезавтра, а пока иди в камеру, тяни срок до конца. Об амнистии поговорим позже, в суде. Если заслужишь, конечно.
Лыков не сразу догадался, о какой амнистии пойдет речь, тем более в суде, хотел спросить, но помешал вошедший конвоир. Сержант ничего не сказал, молча отступил в сторону. Что говорить, если и без слов понятно. Пожалуйте в камеру, гражданин Лыков. До свободы оставалось еще двое суток.
|