Глава 34ОдессаЭта их встреча была третьей по счету за последний месяц, и второй в кафе "Ладушка". В этот раз первым в заведение приехал Никифор, к моменту прибытия компаньона он сидел за столиком в углу, успев наполовину опорожнить бутылку безалкогольного пива, и равнодушно пялился в зал. Павел Юрьевич этот факт отметил моментально, едва появившись в дверях, и мысленно вынес компаньону строгое замечание. За равнодушным взглядом Никифора угадывалось, что его абсолютно не интересовали находившиеся в кафе посетители, что он явно кого-то ждет. Не девушку, ясное дело, поскольку пивбар для свиданий мало подходит. Мелочь, а бросается в глаза, об этом всегда надо помнить, и вести себя с оглядкой, аккуратней. А еще лучше, помнить и знать, что в их деле мелочей вообще не бывает. Правда, народу в кафе было немного, и если Никифор хотя бы равнодушно смотрел в зал, то в его сторону вообще никто не смотрел, за исключением официантки. Девица уловила профессиональным оком, что солидный молодой мужчина подрулил на иномарке, поэтому и потягивает безалкогольное пиво, и при благоприятной ситуации свое пребывание в кафе может завершить хорошими чаевыми. Главное, не проморгать, не пропустить призывного движения руки, и оказаться возле столика в нужное мгновение. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Но и, ясное дело, не досаждать чрезмерным вниманием, ибо клиенты не любят сидеть под чьим-то пристальным взглядом, пусть даже взглядом официантки.
Девушка подождала, пока очередной посетитель, оглядываясь в поисках уютного места, прошел к угловому столику, и неслышно и незаметно оказалась возле. Мужчина еще не успел толком устроиться, а уже был вознагражден радушной улыбкой.
- Добрый день, - официантка источала неподдельную вежливость. - Рады вас видеть в нашем кафе. Слушаю вас.
Павел Юрьевич насторожился. Слишком вежливо прозвучало приветствие, уж не приметила ли девица их компанию, не запомнила ли по прошлой встрече, не занесла ли в разряд завсегдатаев. Надо учесть на будущее. Акимчук снова прошелся критикой в адрес Никифора, идея встретиться именно здесь принадлежала ему. Тот по-прежнему равнодушно озирал зал, вальяжно положив ногу на ногу, и изредка припадая к бутылке. Стоявший на столе пивной бокал оставался чистым и нетронутым.
- Два пива и рыбку, - попросил Акимчук, и когда девушка уже повернулась, уточнил: - Два бокала. Рыбку недорогую, попроще что-нибудь.
Убедившись, что заказ понят правильно, повернулся к соседу по столику, улыбнулся:
- Жажда с самого утра мучит, - он говорил достаточно громко, не боясь быть услышанным. - Я всегда выпиваю два бокала, один вроде как для желудка, а второй для души. Первый выпиваю сразу, без остановки, чтобы жажду сбить, а второй по глоточку, смакуя. Для удовольствия.
Никифор усмехнулся.
- А для головы?
Мужчина рассмеялся:
- Для головы ничего, голова должна быть свежей и не затуманенной.
Никифор не стал ломать свежую и прозрачную как стеклышко голову над таким выводом, и согласился без раздумий.
- Тоже верно, - сделал глоток, кашлянул, и потому, видимо, окончание фразы прозвучало негромко, едва слышно: - Нужно подробное досье на одного товарища. Чабан Виталий Иванович, уроженец Одесской области, долгое время работал в "Антарктике" рыбмастером, технологом. Сейчас находится на "Востоке" в должности рыбного инспектора, защищает российские экономические интересы.
В последних словах Никифора сквозила недобрая холодная усмешка, однако Павел Юрьевич не обратил на это внимания. Павла Юрьевича задело другое, и задело крепко, под самый дых. Выходит, Днестровский так и не отказался от задумки, не ограничился кандидатурой бывшего сокурсника, и все-таки направил на "Восток" своего человечка… Тихо, молча, не предупредив начальника, не уведомив, не введя в курс дела. Вот же хмырь, вот же упертый дундук, вот же дал бог помощника… Из-за такого мудака можно в одночасье лишиться и дружбы с Никифором, и потерять огромные деньги, оставшись у разбитого корыта. Свободу потерять, вот что главное! Имя потерять! Вообще жизнь можно потерять, если Никифор, не приведи господи, посчитает полученную информацию туфтой, если потребует деньги назад, и хорошо, если без процентов.
Павел Юрьевич боялся отвести взгляд от стола, чтобы не смотреть на Никифора, не выдать смятения, и появление официантки воспринял с облегчением. Девица дарила передышку, выставляя перед посетителем два бокала пенящегося напитка, отдающего прохладой, и тарелку с рыбой. Хм, ставрида холодного копчения. Как в добрые старые времена…
- Приятного отдыха.
- Спасибо, - буркнул Акимчук и, следуя своему правилу, без передышки осушил бокал. Вытер губы. - Фу, полегчало…Теперь можно и с рыбкой, степенно, не спеша…
Он придвинул к себе тарелку, прежде чем взяться за тонкие ломтики ставриды, достал из пластмассового стакана несколько салфеток, положил возле тарелки. Пояснил:
- Пока руки чистые. Не люблю, когда рыбными руками по столу шарят. Значит, вместо Ковалева Чабан…
Никифор на мгновение отвлекся вниманием от зала, проследил за манипуляциями соседа. Приложился к горлышку, сказал одобрительно:
- Правильно делаете, - наклонившись к столу, добавил тихо: - Ковалев тоже там, но на него у нас скоро будут рычаги воздействия, его мы приструним, если понадобится. Сейчас нас больше интересует Чабан. Нужно узнать, когда и каким боком этот "пастух" лепился к милиции, где и когда пересекался с вашим Днестровским. Может, тоже по учебе в системе МВД.
Последнее предположение Никифор высказал без беспокойства, с неожиданной твердостью, вроде с надеждой. Кажется, он предпочел бы услышать, что Чабан имел прямое отношение к милиции. Видимо, у контрабандистов оставались сомнения насчет его истинной роли на "Востоке", и если в биографии бывшего технолога "Антарктики" обнаружится параллель с доблестными внутренними органами, то это сразу снимет все вопросы. И, главное, просветит финансовую сторону, касающуюся Павла Юрьевича. А финансы, судя по развернувшейся ситуации, обещают быть весьма и весьма весомыми, солидными… Будь Днестровский поумней, будь не таким упертым, давно могли бы крутить это дело вместе, без оглядки друг на друга, без оглядки за спину. Вообще могли бы выстроить собственный сценарий следствия, и раскрутить крутых на гораздо большие бабки, чем сейчас. Но с Днестровским на эту тему лучше не заикайся, даже ни гу-гу. Прямолинейный как железный лом.
Павел Юрьевич едва сдержался, чтобы не озвучить вслух свой вывод. Взял с тарелки кусочек "деликатеса", очищая от кожицы, посетовал:
- Дело непростое, есть над чем подумать…
Павел Юрьевич не боялся показаться скрягой, не боялся, что его размышления покажутся алчным желанием заполучить лишние пару штук зеленью, ибо был абсолютно искренен. И нисколько не сомневался в рассудительности Никифора. Не лох, не первый день замужем, и прекрасно понимает, что если технолог действительно послан на "Восток" с ментовской миссией, то его доблестная биография окружена таким вниманием и заботой, что фамилию Чабан лучше не произносить. Сразу станешь объектом такого же пристального внимания. Обнадеживало, что Чабан родился не в Одессе, рос не в одном дворе с Днестровским, и не у него набирался ума-разума. Это упрощает задачу. В том смысле, что в районе информацию на нужного человека собрать проще, тем более в некоторых РОВД имеются хорошие знакомые. Нужен только предлог. И, разумеется, деньги.
- Подумайте, Павел Юрьевич, - Никифор то ли попросил, то ли посоветовал. - Пять штук баксов, чтобы не скучно думалось.
Акимчук с трудом скрыл разочарование. Честно сказать, настроился на другую сумму, учитывая степень риска, да и Никифор приучил к цифрам с большим количеством нулей. В принципе, пять штук за одну-единственную справку тоже неплохо, тем более что со знакомым из РОВД не надо будет делиться по-братски, а достаточно накрыть "поляну", поговорить по душам о житье-бытье, вспомнить старых знакомых, и среди них ненароком упомянуть фамилию Чабан. Или, еще лучше, вообще не называть, а просто среди нескольких папок пролистать его личное дело. Тоже, разумеется, ненароком, просто ради интереса и, разумеется, если в милиции найдется это самое личное дело этого самого технолога с пастушьей фамилией. С какой стати оно должно храниться в милиции? Его дело лежит в "Антарктике", а туда не сунешься, там Днестровский уже давно расставил сети. Да, все-таки пять штук маловато, пожалуй, будет за такой риск, мог бы и не жадничать.
Павел Юрьевич повел нахмуренным взглядом по залу, кинул в рот кусок ставриды, сдобрил приличным глотком пива. Едва ли не полбокала осушил. Ничего страшного, компаньон с минуты на минуту уйдет, а поскольку вместе уходить нельзя, можно будет заказать еще один бокальчик. Или даже два, чтобы, как заметил Никифор, не скучно отдыхалось.
- Сколько у меня времени?
Павел Юрьевич понимал, что вопрос излишен, что времени у него в обрез, и приятно удивился ответу.
- Три дня. Премиальные с меня, если узнаете раньше.
Упоминание о премиальных кольнуло самолюбие, Никифор словно специально в очередной раз напомнил полковнику и о стоимости их отношений, и о цене самого полковника. Какими бы цифрами Никифор не оперировал, в какую бы сумму не оценивал нужные ответы, суть их отношений оставалась прежней, и всецело строилась на слабости полковника. На жадности, точнее говоря, на продажности. На предательстве, если уж быть совсем точным. Хорошие цифры называет Никифор, внушительные, и потому тревожные, беспокойные.
- Спасибо за компанию, - Никифор встал, положил на столик деньги за пиво. - Счастливо оставаться.
Все было как в прошлый раз. Нет, все-таки не так. Провожая взглядом направившегося к выходу компаньона, Павел Юрьевич вспомнил, что в тот раз ему нестерпимо захотелось в туалет, от излишнего переживания, наверное, от страха, а сейчас все в норме, все в порядке. Никакого волнения, никакого неудобства, кроме уязвленного на короткое мгновение самолюбия. Уж не оттого ли спокоен, что свыкся с новой ролью, и свое теперешнее положение принимает как должное? Павел Юрьевич ужаснулся от мысли, что стал совершенно другим человеком, но уже в следующее мгновение спокойно поднес к губам бокал и, потягивая прохладный освежающий напиток, с облегчением понял, что не ужаснулся, не испугался, а просто показалось. Померещилось. И, слава богу, что всего лишь показалось, ибо нельзя проявлять слабину, ни в коем случае нельзя засомневаться в правильности сделанного шага, и почувствовать себя на перепутье. Слабость никого и никогда до добра не доводила, даже слабость минутная.
|