ВЕДОМСТВО ПО ИМЕНИ «РЫБА»

Евгений Наздратенко:

 

— Это хорошо сказано: «при мне». Звучит забавно… Советский Союз был на первом месте в мире, добывал 11 млн 260 тыс. тонн рыбы в год. Сейчас же Россия добывает только 3 млн 800 тыс. Россия пока входит в «десятку сильнейших», занимает восьмое место в мире. Но в целом картина безрадостная. Экспедиционного лова в Мировом океане почти не осталось, так как в зарубежных портах, куда заходили наши рыболовные суда, почти не осталось наших консульств. Моряки уходят из флота. Наши воды перестают быть «нашими». Рыбообрабатывающие предприятия захватывают бандиты…

Прошло десять лет «демократического романтизма», и мы так увлеклись всякими выборами, что они уже стали какой-то не политической игрой, а самоцелью. Реформы коснулись рыбаков, ударили по ним, особенно по тем, кто работал в открытой зоне Мирового океана, в конвенционных районах. Мы почти три миллиона тонн ловили раньше в тех водах. Наши корабли стояли у Сиэтла, у Лос-Анджелеса, Сан-Франциско, Веллингтона. Но за десять последних лет мы не пролонгировали ни одного международного договора. Мы охаяли прежнюю систему, а я скажу вам, что люди той закалки очень бережно относились к морским отечественным ресурсам. В Беринговом, Баренцевом и Охотском морях всегда был запас минтая и краба. Что же произошло за последние десять лет? В Охотском море, например, стало теснее, чем на улицах Москвы. Россия туда оттянула из Мирового океана свои корабли и впустила иностранные, и море просто разрывается на части. На Дальнем Востоке сейчас ловят нашу рыбу 853 иностранных корабля. А как ловят? Каков контроль за ними? В 1997 году по указу президента Российской Федерации Бориса Ельцина рыболовное ведомство было лишено полномочия охранять водные биоресурсы. Эта функция была передана пограничникам. Они получили от рыбоохраны 42 специальных крупных корабля и 1 тысячу 650 ставок инспекторов рыбоохраны. Но не могут пограничники старыми методами удержать ситуацию! Для этого нужны сотни кораблей, но ведь у нас не война! Да и содержание всех этих кораблей было бы дороже всей рыбы! У рыболовного ведомства была своя отлаженная десятилетиями система: свои предприятия, учебные и научные институты, своя технология оснастки, прекрасные кадры мореходов.

— За восемь последних лет шесть раз менялось название ведомства по имени «рыба». Реформировали методом проб и ошибок, в результате ни к чему хорошему не пришли. Есть выражение: «Политики не могут навязать рыбе свои законы, но своими законами они могут рыбу уничтожить». Мы в своем сепаратизме уже докатились до того, что и моря поделили на куски. А ведь когда краб под водой ползает, рыба плавает — они не очень понимают, где границы между краями и областями. А этот закон — первая добрая ласточка после многолетнего кошмара. В нем наконец-то даются точные формулировки по прибрежной зоне, прописаны права субъектов Федерации. Закон о рыболовстве, безусловно, принять надо. Его готовили шесть лет. В Госдуме он все чтения прошел, Совет Федерации его одобрил, однако правовое Управление при президенте нашло в нем изъяны. Теперь создана согласительная комиссия. Я думаю, что этот закон примут, хотя придется вносить много поправок с учетом прошедшего времени.

— Когда мне во Владивостоке захотелось создать нормальный рыбный рынок, оказалось, что нет самого элементарного. Я не мог найти противни для рыбы, не мог найти весов. Не было маленьких сейнеров… Все куда-то исчезло. Зато мы создали гигантские комплексы. «Гигантомания», как вы помните, началась при Хрущеве. Огромные лебедки и генераторы тянули канаты, которые могли зацепить подводную лодку и не почувствовать напряжения… А прибрежный лов был уничтожен. Но в сентябре прошлого года мы с Германом Грефом защищали в правительстве программу развития прибрежного лова. Программа принята и рассчитана до 2010 года. Есть уже первые плоды. Я недавно был на открытии завода, рассчитанного на переработку как раз той рыбы, которую можно выловить вблизи берега. Мою радость трудно передать словами — еще один рыбацкий поселок не «вылетел» с карты… К сожалению, наша экономика жестко зависит от политики, а авторам нашей рыночной экономики цвет стыда, видимо, не знаком. Если вы жили плохо при социализме и захотели жить хорошо при рынке, то почему путь от плохого к хорошему должен проходить через ужасное? Это же путь вандализма, издевательства над своим народом!

 

— Я не знаю, откуда взялись цифры в миллиарды долларов, которые уплывают якобы за границу. Все, что водится в наших морях, стоит в сыром виде 730 млн долларов. Откуда 5–6 млрд долларов, о которых пишут борцы с рыбной мафией? Если не ошибаюсь, первым такие цифры выпустило в свет в 1997 году руководство погранвойсками. Ему нужно было ввести в заблуждение руководство страны, чтобы забрать под себя всю рыбоохрану… Ну забрали, а разве ситуация улучшилась? А криминальные проблемы в отрасли, конечно, есть. Только один, но яркий пример приведу, как они возникают. 1989 год. Советский Союз задумал обновить рыбный флот и заказал в нескольких западных странах супертраулеры. Их построили. Была создана организация под названием «Рыбком-флот», где «группа лиц» быстро захватила все управленческие позиции. Все спорные вопросы они постановили решать в суде английском, а не российском… Вы понимаете, что происходило? Кредиты — на нашей стране, обязательства — на нашей стране, а решения принимаются в Англии. Понятно, что с такими условиями мы были обречены на поражение. Далее Советский Союз исчезает, в России наступает эра приватизации. Группа ушлых людей из «Рыбкомфлота» под фамилиями Орлов и Симонов приватизирует 14 супертраулеров. Представитель России перед Парижским клубом подписывается, что все долговые обязательства СССР будет выполнять Россия. И группа частных лиц десять лет эксплуатирует 14 кораблей и не платит при этом ни рубля. Десять лет эти корабли наши моря выщелкивали и выбили весь минтай. А все финансы шли через Кипр. И сдача продукции шла через Кипр по демпинговым ценам. Россия, по идее, должна была за 7 лет отдать все долги за эти корабли и получить их в собственность. Но чем дольше эти супертраулеры работали в наших водах и эксплуатировали наши биоресурсы, тем дальше они уплывали от цели стать российскими. В то время, когда эти вещи происходили, я не имел к рыбному ведомству никакого отношения. Но как только я пришел в Госкомрыболовство, то первым делом задал вопрос: «На какой стадии документы по 14 супертраулерам?». Посмотрели. Оказалось: каждый в залоге у греческого судовладельца Ласкаридиса в среднем по 80 млн долларов, то есть после десяти лет эксплуатации эти корабли стали дороже, чем были первоначально! Те ушлые люди, которые их приватизировали, должны были взять на себя и гарантии бывшего государства. Но нет, России ничего… Вот вам мафиозность в рыболовной отрасли: чужие корабли под российским флагом ловят российскую рыбу и не платят России за это ни цента!

— Да, наши экономисты провели эксперимент над страной и, по-моему, допустили ошибку. Но ничего себе ошибочка! Допустим, вы задумали что-то новое, задумана реформа. Я как хозяин не делал бы в первый же год резких шагов. В первый год я ввел бы эти нововведения на 10% и посмотрел бы их в динамике. Если нормально, на второй год было бы уже 40%, затем 60%. Надо было бы спокойно сдать бухгалтерский баланс, разобраться с кредиторкой и дебиторкой у предприятий. Посмотреть, что эти новшества реально дают стране, причем взять не один показатель, а несколько. И, главное, посмотреть, как это отражается на условиях, уровне жизни населения, особенно окраин. А мы имеем с вами такие «ошибочки», в результате которых, например, в Мурманске, где несколько лет назад жило 500 тыс. человек, сейчас осталось 340 тыс. Вопрос: «Куда исчезли люди? Что за война стряслась?». Президент в Приморье отметил, что с Дальнего Востока выехали 1 млн 200 тыс. человек. Почему люди оттуда бегут? На Дальнем Востоке надо восстанавливать социальную инфраструктуру. Вот, к примеру, мы, Госкомрыболовство, построили на острове Шикотан, это совсем рядом с Японией, рыбоперерабатывающий комбинат «Островной». Там есть поселок — 3 тыс. человек. Пять лет у людей не было ни зарплаты, ни нормальной жизни, поэтому, когда их спрашивали «хотите быть Японией?», они кивали. Сейчас на комбинате средняя зарплата 12 тыс. рублей. Но главное, мы восстановили больницу, школу, клуб. И теперь уже эти люди оттуда уезжать не хотят. Если у тебя за плечами только рыболовецкие суда — это одно. А если у тебя за плечами поселок, комбинат, школа, больница — это уже совсем другое. Это уже называется «уклад жизни».

— Я не раз говорил и не устаю повторять: аукционы должны быть, но только на берегу и по результатам лова. Это совершенно естественный рынок, где берешь ту продукцию, которая тебе нужна, по той цене, которая тебе по карману. А что происходит сейчас? Мы видим, что на московских аукционах цена на краба и минтая задирается в полтора раза выше, чем на рынках других стран — в Сиэтле, в Токио, в Осло, в Сеуле. Так кто же купит столь дорогостоящую продукцию? Любое предприятие со здоровой экономикой и честным балансом в аукционах участвовать просто не может, а если и участвует, то покупает словно в насмешку один лот и получает право выходить в море. Если на аукционах цена лота превышает рентабельность в полтора раза и вместе с тем цену, по которой продукцию можно сдать в ту же Японию (а приплюсуйте еще затраты на амортизацию корабля, зар-плату, топливо, портовые сборы и так далее), то на один законный лот придется выловить шесть незаконных, для того чтобы окупить расходы на тот один аукционный лот, то есть шесть раз прорвать нашу границу. Вот вам полная криминализация отрасли, оскудение морей и неизбежная стычка рыбаков с пограничниками. Так где, скажите, закладывается эта самая криминализация?! А в той же Норвегии, например, есть предприятия, у которых уже 200 лет квоты переходят по наследству. Именно они содержат берег, дороги, муниципальные власти. Я за то, чтобы закрепить за градообразующими предприятиями квоты без всякого оброка, пусть они живут, работают и платят налоги. Да, я хочу лоббировать их интересы. Ведь речь идет о поселках, которые только и живут добычей и переработкой морепродукции. Я хотел бы, чтобы от аукционных квот 10 процентов получали коренные народы, 15 процентов — эти градообразующие поселения, но с одним условием: продукцию сдавать только на российский рынок. Точно так же с перерабатывающими заводами. Там, где их построили, с карты не стерто ни одно русское поселение. Аукционы — это очень тяжелый вопрос, мне трех часов не хватит, чтобы на него ответить. Если Госдума примет Налоговый кодекс в последнем чтении, то, на мой взгляд, аукционы отомрут сами по себе по той простой причине, что два раза обкладывать платой один и тот же ресурс просто нельзя. В новом Налоговом кодексе есть тарифная сетка, согласованная с Минфином и Мин-природой. Это огромная кропотливая работа — определить тарифные ставки на все виды и подвиды. И тогда плата за ресурсы будет не в аукционном беспределе, а в строго фиксированной ставке.

 

— Да, я действительно принимаю участие в этом вопросе. Господина Шеварднадзе иначе, как безразличным к судьбе своей страны человеком, назвать невозможно. Он тайно подписал бумагу с Бейкером, про нее даже высокие политики не слышали. Бейкер, вообще говоря, должен считаться национальным героем Америки, потому что с помощью бывшего министра иностранных дел СССР Шеварднадзе оттяпал у России кусок в 8 тысяч 260 квадратных километров. Идет 1990 год, Министерство рыбного хозяйства СССР на ту зону выделяет квоты. Подходят туда наши корабли, разворачивают снасти, начинается работа. И тут вдруг подлетают корабли береговой охраны США — вооруженные, с десантом — и говорят: «Уходите отсюда, это наши воды». — «Как ваши? С каких пор?». — «Да вот, подписано соглашение, по которому эта зона отошла Америке». Так что мы узнали о договоре Шеварднадзе-Бейкера… от рыбаков. Когда я был губернатором, случилась такая история. Наше судно «Гессар» попало в эти, теперь американские воды. К нему подлетела американская береговая охрана со спецназом, и судно захватили. Я тогда по радиостанции «Тихий океан» обратился к российским судам, которые находятся вблизи «Гессара», бросить рыбалку, подойти и упереться в него либо лагом, либо носом. Пришло 17 кораблей. А капитан «Гессара» уже был в наручниках, и американцы арестовали всю команду. При всем том «Гессар» формально даже не нарушал границу, он находился в нашей части 5-километровой буферной зоны. Наши корабли начали толкать весь этот «остров» в сторону России. Американцы не выдержали такого натиска и вынуждены были снять свой арест. Для меня та история кажется унизительной — ведь это были наши воды! Однажды Шеварднадзе спросили, как же он мог отдать часть родины американцам. Он ответил: «Ну что вы заговорили о такой мелочи». Я предлагаю Шеварднадзе следующее: если для него это мелочь, пусть он отрежет от Грузии кусок в восемь тысяч квадратных километров и отдаст его России. Мы теряем по 200 тыс. тонн икряного минтая, это 200 млн долларов в год. Я уверен, что эту территорию в Беринговом море страна обязана вернуть.